• Новости
• Спонcорам
• Библиотека
• Авторы
• Предприятие

Глава 1

Он расшвыривал спутавшуюся лозу, спотыкался, падал, обдирая в кровь руки, поднимался снова и лупил, лупил по песку в каком-то истеричном остервенении, сотрясая воздух страшным сквернословием. Выходные туфли, конечно же, подпортил изрядно... Но обо всем этом он пожалеет завтра. А пока, пока ничего не жаль, ничего!

Споткнувшись в очередной раз, он не удержался и рухнул, больно ударившись спиной. Мгновенно перехватило грудь, в глазах потемнело, и он лежал, боясь шелохнуться, и хватал как рыба воздух. Но едва ясность ума стала неторопливо возвращаться, первое, что увидел: высокое звездное небо. Оно раскинуло над ним свое роскошное покрывало, а он, крошечный взбунтовавшийся человек, потрясенный мощью и силой мерцающего полотна, медленно восстанавливал дыхание и понимал, что успокаивается.

Еще накануне, готовя грандиозное мероприятие в одном из залов «Интуриста», посвященное своему рождению, он подумать не мог, что его так испугает эта цифра. Пятьдесят. Не знал, что, проснувшись праздничным утром, он утрет со лба липкую испарину и твердо решит никуда не идти. Вернее, на минуту забежит в нарядно украшенный зал, любезно поблагодарит всех собравшихся и, сославшись на срочную операцию, предложит праздновать его юбилей без него. Прихватит со стола бутылку «Столичной» и, старательно пряча глаза, под недоуменное, явно неодобрительное молчание выскочит из зала. Сорвет с места машину и, нарушая скоростной режим и правила обгона, примчится сюда, за город, где чистый воздух, где он один, где нет удушающего липкого лицемерия. Где он, наконец, может быть самим собой.

Это не истерика, нет не истерика, — успокаивал он себя, — и не страх перед осознанием того, что тебе полтинник. Это просто — поступок. Он наконец-таки сделал не то, что принято и обязан, а то, что пожелал сам.

Валера сел, обхватил руками колени и долго смотрел перед собой невидящим взглядом, вдоволь напитавшимся холодным светом. С той поры, рассматривая себя в зеркало, он то и дело отмечал, что глаза переняли этот мерцающий блеск. Что-то закралось в душу, оставаясь пока невнятным и плохо читаемым.

Но уже ставшей привычной рациональность хозяйственника быстро выпроводила из мыслей романтические грезы. Надо бы дней через десять поле перекопать... Листья вроде убирал, а вон их, сколько вокруг лозы набилось. Он сгреб их к себе поближе и, собирая в кучу, вдруг ощутил под ладонью маленький колючий комочек. Ёж? Ну конечно еж! Откуда ты здесь, малыш? Валера бережно поднес бедолагу к лицу и долго любовался, как тот сопит и, не просыпаясь, настороженно водит розовой кнопкой носа. Поначалу он решил уложить ежа обратно в листья, но, почувствовав, как продрог сам, быстро поднялся на ноги и побежал к дому, крепко прижимая к себе нежданный, свалившийся буквально с неба, подарок.

Уже войдя в дом, заметил, как сиротливо смотрится на столе пустая бутылка водки. Неужели допил? Всю? Когда? Так и не вспомнив про это «когда», он отставил пустую тару под стол и повалился на диван.

Утро наступило быстро.

Валера проснулся. Несмотря на выпитое, голова ни капли не болела. Да и без сухости во рту, видимо, обойдемся. Вот что значит хорошая водка и чистый воздух. Правда, не ел ни черта. Он взял связку ключей и вышел во двор открывать кухню. Долго стоял возле распахнутого холодильника, но ничего интересного не обнаружил. Затем открыл ванную комнату и надолго пристроился к унитазу. Моча показалась чистой, прозрачной, что ему очень понравилось. И чего люди боятся пятидесяти лет? Вроде, все точно так же... Чудики, одним словом.

На душе было хорошо и спокойно. Вот только, он, было, собрался открыть водяной кран, как почувствовал, что на него кто-то пронзительно смотрит. Отвратительное ощущение, особенно в момент, когда знаешь, что вокруг в действительности никого. Он внимательно осмотрел себя в зеркале. Глаза чистые, все так же гладко выбрит, за ночь щетина даже и не отросла. Он пригладил рукой мелко вьющиеся волосы. Красив. Чертовски красив. Валера любил себя, но еще больше его любили женщины... Чей-то внимательный взгляд не дал таки додумать эту приятную мысль до конца. Валера повел глазами и невольно вздрогнул. Из слива раковины его изучали два блестящих глазика.

— Ах ты, бестия... А ну, вылезай! — он просунул пальцы в отверстие. Но куда там. Шустрый геккон уж был таков. — Надо же, пугать меня пришел, — Валера усмехнулся своему отражению. — Пугать меня? Да здесь хозяин — я! Я и никто больше! Сам кого хочешь сейчас напугаю! — отбросив зубную щетку, он выскочил во двор и долго бегал по своему полю, получая удовольствие от холодного воздуха, что заглатывал не жалея горла, от низкого прозрачного неба, вечнозеленых елок и олив, что так удачно посадил и которые здорово смотрятся теперь среди голых деревьев.

Наверно со стороны это выглядело забавным, как взрослый солидный седовласый мужчина в выходном костюме носится среди деревьев, но ему было хорошо, а это — главное!

Успокоившись и отдышавшись, Валерий долго раздумывал, как поступить с ежом, но затем махнул рукой и взял его в город. Собрался, перепроверил: надежно ли закрыты замки, и пошел выводить свою красавицу из гаража.

По дороге он притормозил машину возле черного хода продуктового магазина, тайным постукиванием коснулся двери, и она почти тут же отворилась. Минут через десять он вынес оттуда клетку с яйцами, осторожно пристроил ее на заднее сиденье и тронулся дальше. С центрального входа далеко вперед тянулась неспокойная очередь из простых смертных, тоже желающих есть.

Сиделка должна была ждать его на проспекте, сразу за аптекой. С ней самой он не разговаривал, но так его заверила приятельница, что организовала эту встречу. Валерий понимал, что запаздывает, но никаких угрызений совести не испытывал. Он привык, чтобы его ждали. Все утро хмурившееся небо наконец-то выжало из себя первые капли. И они, вырвавшись на свободу, тарабанили по лобовому стеклу с такой силой, что пришлось включить дворники.

Валера свернул с центральной улицы на проспект, все же мысленно проиграв несколько винительных фраз, внимательно оглядел улицу и невольно усмехнулся. Возле аптеки и даже несколько дальше — его не ждали. Во всяком случае, никто из тех редких прохожих, которых он увидел, приспустив оконное стекло, не вписывался в его представление о том, как должна выглядеть обычная сиделка. Хороша работница, ничего не скажешь, подумал он, сворачивая на повторный круг. Так он, окончательно разозлившийся, прокатался вхолостую еще несколько раз. Затем резко тормознул возле аптеки, до конца опустил стекло и высунулся наружу. На улице никого не было. Да это и понятно, лило, как из ведра. Обычно на этой стороне, что рядом с вокзалом, шла бойкая торговля всякой всячиной, а тут закрылись даже лавчонки. Несколько невежливых холодных капель шлепнули по макушке, и он, смахнув их с волос, поспешно укрылся в салоне. На улице и вправду никого не было, за исключением странного существа — не то мальчика, не то девочки, стоящего под голым деревом и видно, что насквозь промокшего. Какого оно пола из-за короткой стрижки и несуразной одежки было не разобрать. Существо держало что-то в кулаке и с аппетитом уплетало, но, заметив к себе интерес, руку опустило и будто нерешительно подалось вперед. Валера вечно зверюшку всякую жалел, а тут человек мокнет. И потому, не раздумывая, он перекинул коробку с ежиком на пустующее сиденье переднего пассажира, приоткрыл заднюю дверцу и махнул рукой:

— Давай, садись... Кто ты там есть... Вместе подождем... Только смотри, яйца мне не разбей.

Существо, будто ждало приглашения. Через мгновенье в салоне их было уже двое.

Валера, в который раз за день усмехнувшись в усы, поправил зеркало заднего видения так, чтобы ему было видать еще одного нежданного гостя, и спросил:

— Ты вообще кто?

— Женя, — тихо послышалось в ответ.

— Женя... Понятно... Ну что, Женя, ждешь кого?

— Уже дождалась...

Валерий, не сумев сдержать удивления, резко развернулся назад: — Кого это ты уже дождалась? — теперь он сам понял, что это все-таки она, а не он, и принялся снисходительно осматривать пассажирку.

— Вас, — послышалось еще тише.

— Так, девушка милая, Ваш загадочный ответ начинает меня раздражать, — произнес он полу брезгливым тоном. — Верно, говорят, не стоит быть таким жалостливым, это тут же может усложнить жизнь... Давай, доедай скоренько свой хлеб и выкатывайся из машины по добру по здорову.

Девушка смешалась и протянула ему ладошку.

— Это не хлеб... Посмотрите... Это пирог. Это я вам везла... Просто, Вас долго не было, я замерзла и, чтобы быстрее время прошло, взяла кусочек... Там еще есть, много, смотрите, — она раскрыла какую-то котомку, развернула полотенце.

И Валерий действительно увидел аккуратно разрезанные куски пирога. Рука сама потянулась за одним из них. Аромат ванили и корицы наполнил салон машины забытым теплом. Он надкусил и не смог сдержать сорвавшегося стона. Проглотив кусок, Валера поджал губы, потому что глаза наполнились горячими слезами. Эта свалившаяся на голову странная девчонка со своим несуразным пирогом напомнила ему... Напомнила ему, как воскресным утром он просыпался от запаха сдобных булочек... обязательно с кишмишом... Сонный, с румяными от сна щеками шлепал на кухню и, прислонившись к дверному косяку, наблюдал, улыбаясь, как мама с подвязанными волосами и в белом крахмальном переднике достает из духовки первую готовую партию. А сверху на плите ждут своего часа ватрушки и обязательный с плетеными косичками пирог.

Чувствуя, что задыхается от воспоминаний, Валерий набрал полную грудь воздуха и резко выдохнул. Сжав в кулаке остаток пирога, он сверкнул глазами в сторону девчонки и сквозь зубы процедил:

— Ты кто и откуда?

— Я Женя...

Валерий прокрутил второпях свою жизнь и понял, что в такую дурацкую ситуацию еще не попадал ни разу. Ему хотелось выйти из машины, резко открыть дверцу, схватить в охапку это существо, которое, как ему казалось, обязательно будет упираться, и вышвырнуть ее из своей жизни, как ускользнувший утренний сон. Когда вроде что-то еще помнишь спросонок, но чаще — не помнишь... Благоразумнее так было бы и поступить... Но, он еще раз осмотрел улицу, никого не обнаружил, чертыхнулся про себя и снова обернулся к ней. Девчонка сидела неестественно прямо, скрывая изо всех сил, что дрожит от холода, и вдобавок с ее коротких волос то и дело смешно плюхалась капля. Валера отчего-то перестал сердиться, демонстративно долго в этот раз рассматривая ее с ног до головы, и, наконец, откинулся на спинку сиденья, не сдерживая судорожного смеха. Он хохотал над собой. Смеялся над тем, что мало того, он, взрослый пятидесятилетний человек, попал в глупую и нелепую ситуацию, так вдобавок ловит себя на мысли, что не собирается из нее выпутываться, а скорее наоборот — желает участвовать в спектакле и дальше. И быть ни кем иным, а самым что ни на есть главным действующим лицом. Рядом с этой странной крохой он вдруг почувствовал себя сильным, важным и каким-то значимым, чуть ли не вершителем судьбы человеческой.

— Так сколько тебе лет, Женя?

— Восемнадцать, — с каким-то вызовом ответила девушка.

— Сколько? — недоверчиво переспросил Валерий. — Надо же... я бы больше двенадцати не дал.

Он еще раз усмехнулся в усы, заметив, какой безмолвной обидой наполнились ее глаза.

— Ладно, ладно, — примирительно продолжил он. — Жень, ну объясни ты мне, глупому, старому дурню, почему ты везла этот пирог именно мне?

Она подняла на него удивленные глаза, смешалась и некоторое время молчала, видимо подыскивая более тактичный ответ. Затем еле слышно произнесла:

— А я не именно Вам везла... Я дедушке...

— Какому дедушке? — и тут, хлопнув себя по лбу, Валера все понял. — Господи, боже мой... так ты и есть та самая сиделка, которую я битых два часа, как жду?!

— ...это я Вас... два часа... — Женя потупилась и не договорила.

Теперь он совершенно иными глазами осматривал девчушку.

— И ты хочешь сказать, что тебе я доверю жизнь своего отца? Тебе? ...Да ты посмотри на себя, ребенок! ...Стоит, на улице хлеб ест...

— ...Это не хлеб... это пирог... — робко послышалось сзади.

— Да молчи уже... — Валера повернул ключ зажигания и, наплевав на остывший мотор, рванул с места. — Ну, поехали, к дедушке... Пусть сам с тобой разбирается. Тоже мне... Га-а-авро-о-о-ош-ш-ш...

Последним словом он выплеснул весь накопившийся за жизнь сарказм и еще раз поправил зеркало, чтобы видеть свою скукожившуюся вдруг пассажирку.

Глава 2

После внезапного ухода матери, отец, прежде тихий и покладистый человек, разом превратился в склочного капризного старикашку. Валера, было, предложил ему переехать жить к себе, но тот категорически запротестовал. Мало того, закатил серьезный скандал, обвинив сына в бездуховности и осквернении материнской памяти.

— Я здесь с ней всю жизнь прожил! — срывающимся голосом кричал отец. — А ты... а ты... — воздуха больше не хватило, и пожилой человек тяжело и обреченно опустился на стул.

Валера пытался, было напомнить, что в этой квартире, пробитой им через друзей-приятелей, они живут не так уж и давно, но, глядя на трясущиеся руки и подрагивающий подбородок отца, смолчал.

Старческое ворчание и обиды еще как-то можно было сносить, но вот капризы в еде, когда многое приходилось доставать всеми правдами и неправдами, и беспочвенные жалобы соседям, обижали и уязвляли. Особенно он ощущал это, когда въезжая во двор на ослепительно чистой машине, выходил из нее такой наглаженный и напомаженный, а отец жалкий и неопрятный, услужливо поднимался с лавочки и, оставив своих престарелых подружек в цветных платочках, мелко семенил навстречу. «Откуда он достал эти лохмотья?» — с досадой думал Валера. И, пока подчеркнуто согбенный отец плелся к нему, красивый, благополучный сын стоически терпел осуждающие взгляды и откровенные перешептывания. Сам, вон каков франт, а отец-то отец... И как не стыдно? Как?..

Дома, открыв холодильник, под завязку забитый так и не тронутыми банками с икрой, ветчиной, рыбой, пачками масла и прочим недоступным в повседневной жизни продуктом, Валера взрывался.

Отец упорно ел лишь яичницу и дешевую вермишель, ни к чему иному не прикасаясь.

— Ну что ты прибедняешься? Ну что? Тебе есть разве нечего? Ты же от этих яиц заболеешь! Я стараюсь, тащу... Что не так, папа? Что не так? — эмоционально кричал сын.

И тут отец совершил невиданное. Он в страхе закрылся от него руками.

Валера застыл посреди кухни с приоткрытым ртом.

— ...что?.. что? Ты от меня закрываешь? Ты меня боишься?.. Неужели ты думаешь, что я могу тебя ударить?.. — обалдело вопрошал сын. — Папа, да ты что? — он, разом покрасневший, бросился к отцу, коснулся его рук, но тот, громко вскрикнув, стал рьяно отмахиваться. Валера отошел от него, присел на стул и крепко сжал ладонями виски, потому что внутри что-то начало взрываться. Он понял, что это так крепко ударило по мозгам резко подскочившее давление, и, если сейчас не успокоиться, то... То ли еще будет...

Отец тоже, как будто что-то поняв, успокоился и сидел теперь словно мышка.

Время томительно потянулось. Оба сидели тихо, не шелохнувшись. В этой зловещей тишине могла пройти целая вечность.

— Папа, ладно, забыли, — Валера тяжело поднялся со стула. — Пойду я...

— Опять шляться, гулять спешишь, а мне тут одному сидеть, — язвительно послышалось в ответ.

— Да уж, а то к тебе тут никто не приходит. Соседка скажешь, с пятого этажа не спускается?

— Да что ты, что ты! — отец замахал на него ладошками, как на черта. — Какой сам, так и на людей порядочных наговариваешь! Тебе все плохие, один ты хороший! — отец опять разошелся не на шутку. Он разволновался, и затрясся всем телом.

Но Валеру тоже было не остановить:

— Ну да, я плохой! Но именно я делаю вид, что не вижу, как из дома пропадают вещи! Мамины, между прочим, вещи!

Отец схватился за сердце и повалился на диван.

— Не притворяйся мне здесь, не притворяйся! — безжалостно произнес сын.

— Что именно у тебя пропало? — неожиданно спокойным тоном произнес отец.

Валера аж растерялся и не нашелся, что ответить. Он оглянул комнату и выпалил:

— Вот где книги? — он повел по корешкам, демонстративно проваливаясь пальцами в пустующие прорехи. — Тут уже столько не хватает, что никакая маскировка не поможет! А посуда где? — он подошел к посудному шкафу и сделал вид, что пытается отодвинуть стекло, именно то, которое никогда не отодвигалось.

Уловка удалась, отец не выдержал и бросился к нему — удерживать.

— Не трогай! Это пока мое все! А раз мое, то, что хочу, то и делаю. Кому хочу, тому и дарю! Не твое дело!

— Ой, папа... Если бы ты дарил... Обирают тебя твои добрые люди, — Валера с особым сарказмом произнес последние слова. Он ждал ответной тирады, но так и не дождался. Отец, сцепив между коленями руки, сидел согнувшийся и оттого невозможно жалкий. Захотелось подойти к нему, обнять крепко-крепко и сидеть долго-долго... Но это был один из тех упущенных моментов, о которых потом жалеешь всю оставшуюся жизнь. Слабость, которую принято считать минутной, рассеивается и наступает обычная суровая действительность, в которой мужчине неловко показаться сентиментальным.

Время было упущено. Отец ждал, но так и не дождался. Порыву, которому ничего не стоило наладить отношения, не случилось стать действием. Он так и остался порывом...

— Ладно, пап, я действительно тороплюсь... Пойду я, — Валера, стесняясь своей силы и здоровья, мялся и искал предлог, как бы скорее отсюда уйти. Квартира любимой мамы, куда он всегда рвался и стремился, куда нес свои тайны, радости и печали, невозможно его тяготила. Верный друг ушел, а этот остававшийся, вроде тоже родной человек, но ведет себя ведь хуже врага.

Валера, понимая, что если вот так сейчас оставит его, то потом получит еще большую головную боль. Отец перестанет подходить к телефону, откажется от пресловутой яичницы, да еще и дверь на щеколду запрет. Надо было мириться.

— Ладно, давай руку. До скорого, пап... Ты скажи, что тебе в следующий раз привести?

Отец подал ему вялую руку и ответил:

— Сиделку.

— Кого? — улыбнулся сын. Отец так его удивил, что он разом забыл о недавнем конфликте, даже ушла тяжесть с души. — Пап, кого тебе привести?

Отец, поняв настроение сына, уловил также то, что нечаянно придуманное для очередного каприза слово и вдруг сорвавшееся — можно и нужно отстаивать.

— Ничего не знаю, найди мне сиделку! Пусть приходит, смотрит за мной... И это... как его... пусть следит, чтобы у меня ничего не украли! — глаза отца блеснули вредным, но молодым светом.

— Ну, ты меня прям огорошил, право... Где я тебе сейчас сиделку найду? Люди из города уезжают.

— Это не мое дело. Где хочешь и кого хочешь — ищи, — категорично заявил отец. — Дверь захлопнешь.

Разговор и посещение на этом заканчивались.

И вот теперь этого «кого хочешь» Валера вез отцу. Он еще раз усмехнулся, предвкушая его первую реакцию на это чудо. Дальше порога он нас не пустит, решил Валера и поддал газу. Ливень не унимался, и оттого из-под колес взметнулись высокие брызги. Тротуар был безлюден и пуст. Окатить было некого. И потому можно позволить себе такое роскошество.

Девчонка продолжала дрожать. Нужно было поддержать разговор, чтобы как-то вывести ее из такого состояния.

— Так что же ты, Женя, к старому постороннему человеку в машину уселась-то? Не побоялась?

Он ожидал быстрой реакции на свои слова, но девчонка будто спала с открытыми глазами. Совсем замороженная, подумал он.

— ...Я номер машины увидела... а вы же все время мимо проезжали...

— А-а-а... ну да... ну да... Слушай, а ты хоть что-то делать можешь? — он посматривал на нее в зеркало заднего обзора. — Ну там, еду готовить, стирать, убирать умеешь?

— Умею, — спокойно послышалось в ответ.

Валера усмехнулся подобной самоуверенности и нахальству.

— В детском саду тебя этому научили? — произнес он и еще раз наткнулся на колючий взгляд, который его невозможно смешил.

В этот момент из-под колес обгонявшей с ее стороны машины взметнулась водяная волна и окатила оконное стекло. Девчонка чертыхнулась и недовольно произнесла:

— Ой, ты... как они ужасно ездиют!

— Они что?! — Валера даже развернулся. Но Женя, решив, что мужчина пожилой и оттого не расслышал, спокойно повторила:

— Да, ездиют они, говорю, ужасно...

— Деточка моя, ты откуда приехала?

— Ниоткуда. Я здесь живу.

— Где, здесь?

Женя недопонимала, что именно требует от нее этот человек.

— Я сейчас в поселке живу. Но раньше жила в другом месте. Вам адрес сказать?

Валера еще раз, сощурив глаза, посмотрел на нее, то ли дурочка, то ли издевается... Да нет, скорее святая простота. Нет, ну надо же...

— Где училась, спрашиваю? Кто тебя учил так разговаривать?

— Как так?

— Боже мой, вот я попал... Боже мой, кого я везу?.. Ты хоть знаешь к кому ты едешь?

— Знаю, — обиженно произнесла Женя.

— Так к кому?

— К дедушке.

— Ах, ну да... к дедушке, — Валерий громко выдохнул. Он видел, как девчонка нервно заерзала, забилась в угол и боится теперь поднять на него взгляд. Он приметил, как до того, она то и дело его внимательно осматривала. Ну, чего я завелся-то? Ну, подумаешь, слово не так сказала, надо значит объяснить человеку как правильно.

— Жень, а Жень, ты мне там яйца не подавила? — как можно веселее и примирительнее спросил он. И по смешно раздувшимся ноздрям и всхлипнувшему носу догадался, что на подобную мысль сам же и натолкнул. — Ну-ну, осторожнее... я вот тебе раздавлю! — он от души рассмеялся чему-то своему и совершенно непонятному ей. Уже въезжая во двор, Валера тихо сказал:

— Женя, запомни: машины ездят. Ездят они. Поняла? Ездят, а потом останавливаются, — на этом слове он притормозил машину у подъезда. — Вот и приехали. А то смотри, дедушка у нас умный, — он протянул ей коробку с ежом: — Давай, поднимайся на третий этаж. Там коричневая такая дверь, и звоночек справа. Вот в него и звони. Нажала, отпустила. Нажала, отпустила. И так три раза.

Женя звонила долго, но никто не открывал. Дверь была красивая. На золотистой табличке наклонными буквами выгравировано: Нилов С.Д.

Валерий поднялся, вздохнул и молча открыл дверь своим ключом. Отец стоял у стены, согнувшийся и напуганный. Но, заметив сына, а за ним девушку, он прямо на глазах начал выпрямляться. Валерий уж и позабыл, что отец может быть таким высоким.

— Папа, знакомься, это Женя, — он подтолкнул девчонку вперед.

— Какая очаровательная девушка. Проходите, проходите, пожалуйста, — послышалось в ответ.

Валера никак не ожидал подобной реакции. Он еще раз критически осмотрел Женю. Девчонка, как девчонка... Ничего особенного. Курточка странная, дешевенькая, брючишки коротенькие, наверно материала не хватило длиннее сделать, сапожки какие-то подозрительные. Но предел всему — стрижка, эта убивающая стрижка! Слов нет! Какая там девушка? Да она мальчишка! Гаврош! Ну да, Гаврош и есть...

Но отец, по всей видимости, так не думал. Следующий его поступок не просто удивил Валеру, а убил окончательно. Он приблизился к девушке и поцеловал ей руку. Такой вот галантный кавалер.

Странное дело, но Женя совершенно тому не смутилась. Напротив, она в таком кокетливом изяществе склонила голову, будто это было ее жизненным предназначением: подавать руку для поцелуя. Таким счастливым и волнующимся Валера отца никогда еще не видел.

— Ну вы, ребята, даете! Может мне вообще, уйти? Папа, не забывайся, я тебе не развлечение привез, а того — кого ты просил, — следующее слово он произнес по слогам: — Си-дел-ку... Сиделку, папа!

Улыбка с лица отца сошла, а само оно как-то разом скукожилось. Он согнулся и молча пошел в свою комнату, как послушный ребенок, обиженный несправедливым окриком. Но в настроении уходящего отца было больше необъяснимого разочарования, нежели детской обиды.

— Женя, а ты чего стоишь? А ну-ка, марш в ванную. Отогреваться!

Еще один напуганный зверек выпучил на него глаза.

— Боже мой... как мне этот детский сад надоел! А ну-ка снимай обувь и быстро иди раздеваться! Тоже мне, Гаврош! Что это ты держишь?

Женя безмолвно протянула ему обувную коробку, под крышкой которой, закутанный в теплые тряпочки, безмятежно посапывал маленький колючий комочек, которому одному пока здесь было хорошо и спокойно.

Она аккуратно сняла сапожки, поставила их в уголок, но один из них предательски наклонился. Женя испуганно его поправила, но Валерий, конечно же, заметил громадную дырищу на подошве. Он оттолкнул девушку, взял разом два сапожка и перевернул. Вторая подошва ничем от первой не отличалась.

— Это что?

Женя густо покраснела и тронула входную ручку.

— Откройте...

— Это что, спрашиваю? Ты так по улицам ходишь? Видно до тебя никому дела нет...

— Есть до меня дело... А это ничего. Ерунда... Просто до остановки далеко очень, вот я и бегаю... Это от бега все, честное слово! Меня дома тоже ругают...

— От бега говоришь? А не оттого, что у тебя дрянная обувь?

— От бега... Это новые сапожки... Честное слово! Стерлись просто быстро...

— Угу, вижу, что новые... Иди в ванную. Хватит болтать. И так весь день из-за вас потерян...

Продолжение следует...

2007