... На Главную |
Золотой Век 2009, №9 (27). Майя Степанова Беспокойная |
Я улыбалась до неприличия часто. Больше всего на свете любила бездельничать. Мой рост называли средним. Многие думали, что у меня красивые ноги, хотя на самом деле, лучшее во мне – крепкие, т.е. усидчивые зубы и неправдоподобно свежий цвет лица. Я ни в чем не нуждалась – ведь даже то, что у меня было, не всегда находило применение. Я регулярно посещала работу, где раскладывала документы в предусмотренном свыше порядке и метко попадала пальцем в нужные клавиши на клавиатуре компьютера. Мои коллеги утверждали, что наша работа — тяжелый и неблагодарный труд. Я охотно верила им. Мне не приходилось жаловаться на маленькую зарплату. Мой возраст был самый, что ни на есть детородный. Вообще, жила я хорошо, тихо, в блаженном ожидании смерти. Чуть не забыла, еще мне нравилось шутить над своими сотрудниками и знакомыми. Правда, они воспринимали слишком участливо и серьезно всю ту чепуху, которую я для них выдумывала. Например, 35-ти летняя Анна Сергеевна, чертовски непривлекательная и незамужняя женщина, с трогательной настойчивостью сопереживала моей личной жизни. Когда-то давно, я опрометчиво пошутила, сказав, что встречаюсь с парнем, гражданином ЮАР. Спасаясь от наркомафии, ЦРУ, многочисленных родственников, он второпях покинул свою родину, но каким-то совершенно непостижимым чудом ему удалось увезти с собой миллион долларов. С тех пор он жил у нас в стране, со мной по соседству, любил меня, ну просто до умопомрачения. Готов был женится на мне в любой, даже самый неподходящий момент. А я “бесилась с жиру” — отказывала ему, флиртовала с кем попало и где попало, чем доводила несчастного негра до “белого каления”. Не имея никаких других доказательств, кроме моих слов, Анна Сергеевна всерьез и чуть ли не вслух пыталась понять, за что мне — глупой, избалованной девчонке — так повезло? Следующий мой сотрудник был озабочен тем, сколько денег я проигрываю в карты и в рулетку. А одна знакомая считала, что я работаю в особо засекреченном учреждении и пишу диссертацию, название и тему, которой произносить вслух небезопасно. Такие вот глупости я рассказывала направо и налево. Мне было достаточно не улыбаться и смотреть на собеседника ясными глазами — это всегда вызывало доверие к любым, даже весьма неправдоподобным историям. О моей подлинной жизни никто ничего не знал, иначе меня окрестили бы сумасшедшей, в лучшем случае несчастной и закомплексованной. Ни один из тех людей, которые меня окружали, не смог бы по-настоящему оценить ту полноту счастья, что приносили мне выходные. Особенно когда выходным не было видно ни конца, ни края, а мой отключенный телефон стоял на полке среди обуви. В такие дни холодильник еле дышал, пошатываясь от тяжести продуктов, а я бродила по квартире босая, в помятой, не стираной футболке. Если мне хотелось кушать, я быстро открывала холодильник и хватала первое, что попадалось под руку. Хорошо, когда я вытаскивала колбасу, сыр или ветчину, но, если вдруг в моих руках оказывалась банка сгущенки, оливок, любые другие консервы, приходилось искать нож, хлеб, иногда даже заваривать чай! В этом случае процесс насыщения сопровождался неудобствами и приносил меньше удовольствия. Точно также я смотрела телевизор — мой мозг без труда заглатывал цветастое конфетти сериалов, всяких там комедий, мелодрам, а вот от серьезных фильмов про войну, страдания, про смысл жизни меня воротило. Мужчины давно были убраны из моего дома, они мне были ни к чему, ведь их присутствию сопутствовали: беспокойство, болезни, нарушение режима сна. Зато у меня было много кактусов, они чем-то напоминали мужчин, только хлопот с ними было гораздо меньше. С кактусами я могла болтать о чем угодно, могла строить им глазки и кокетничать, не снимая грязной футболки и не причесываясь. Самое приятное в кактусах было то, что они никогда не ждали продолжения, вместо приготовления им обеда, достаточно было их изредка поливать, а в ответ на столь незначительную заботу с моей стороны они неожиданно выпускали цветы, яркие, как огоньки салюта. В моей жизни было еще кое-что прекрасное — сказочные ночи — царственные бриллианты, оправленные в золото высшей пробы. Что может быть важнее ночи меж двух выходных? Хотя ночи и в будние дни бывали ласковыми, но им не доставало беззаботности — тяжело расслабится под надзором будильника. А ночь с пятницы на субботу несла в себе слишком заметный отпечаток нелегкой трудовой недели. Только в сладкие ночные часы меж выходных тело и разум переставали досаждать мне, я спала бесконечно крепко, так, точно меня не существовало вовсе. На следующий день я с восхищением размышляла о неизбежности смерти, по моему убеждению, она должна была навсегда утопить меня в блаженном покое небытия. Но я не смела подгонять смерть, меня смущало то, что напоследок все же придется подергаться. Поэтому я жила тихо, насаждаясь обычным, здоровым сном. И вот однажды, когда была именно та самая сказочно-драгоценная ночь... Почти идеальная ночь, только вот полная луна, словно созревший гнойник торчала посреди неба. Она изливала свое желтое свечение прямо во тьму под моими веками, она наполняла меня тревогой. Мое тело капризничало — его не устраивало ни одно из привычных положений, а медлительные от дремы мысли шатались как пьяные в полутемных туннелях сознания и, наталкиваясь друг на друга, заставляли меня вздрагивать. С чувством нестерпимой досады я ощутила жажду. Со стоном я встала и отправилась на кухню. Паркет услужливо лизал мои пятки сухим, скользким языком. Непонятно, почему лампа на кухне была зажжена. Открыв кран, я потянулась губами к мутной струе. Каким-то странным образом я почувствовала чье-то присутствие совсем рядом. Резко обернувшись, я поперхнулась от ужаса. Один из моих кактусов сидел на краю вазона и безмятежно болтал корнями. У него выросли бирюзовые внимательные глаза и улыбчивый рот с торчащими седыми колючками. Он позвал меня по имени. Мои нежные пятки заскользили обратно в спальню. Я подумала, что наступило подходящее время для того, чтобы, собравшись с силами, наконец, заснуть. Но кактус звал меня, его голос ласкал мои уши так, что я едва не визжала от восторга. Кактус звал меня бархатистым мужским голосом. Я не могла не вернуться на кухню. — Что с тобой происходит? — спросила я скорее себя, чем его. — Поцелуй меня, солнышко, — жалобно попросил кактус. — Еще чего, уродец колючий! — я заткнула уши, отступая в коридор. — Разве ты не понимаешь? После твоих поцелуев я превращусь в прекрасного принца? — голос с умопомрачительной легкостью просачивался сквозь пальцы и сладко щекотал барабанную перепонку. — Какой к черту принц! Я спать хочу! — Ты хочешь спать одна? — голос игриво лип к моим ушам. — Да я очень, очень люблю спать, я люблю спать даже больше, чем есть, пить и смотреть телевизор! — я чуть не заплакала, умиленная искренностью своего признания. — Опомнись милая, я же не какой-нибудь там обычный прекрасный принц, я чрезвычайно сексуальный прекрасный принц! — мне было жарко от этого голоса, я сильно вспотела. — Ах ты, дурацкий принц! Обещаю, что перестану поливать тебя, и ты усохнешь! Так что закрой свою противную пасть и дай мне выспаться! — дышала я шумно, будто делала физические упражнения. — Жестокая и неразумная, за что ты обижаешь меня? — кактус скорбно втянул глаза. — Потому, что я не просила будить меня посреди ночи! Сексуальный принц — какая чепуха! Этого недостаточно для того, чтобы лишать меня долгожданного отдыха! — я неумолимо повернулась к нему спиной, кактус молчал. Я уверенно зашагала в спальню, кактус молчал, я хлопнула дверью и проснулась в собственной постели. Огромный бельмастый глаз сизого неба глядел на меня сквозь щель между занавесками. Рассвет —самое унылое время суток, — я предпочитала пропускать его хотя бы в выходные. Но сегодняшний кошмар выбил меня из колеи, обезобразил чудесный выходной денёк, нарушил стройную, приглушенную мелодию моей жизни. Увы, в очередной раз я убедилась, что не существует чистых, дружеских отношений, все вокруг запятнано эротикой, в лучшем случае корыстью. Я долго и недостойно переживала свое разочарование — за целый день я почти ничего ни съела, у меня не получалось сидеть смирно у телевизора дольше десяти минут. К вечеру я совершенно обессилила. Один из моих кактусов неожиданно и скоропостижно завял. Обида моя была похожа на острую как нож сосульку, которую вогнали глубоко в грудь. Я закопала кактус вместе с вазоном в ближайшем парке. Почему до сих пор никто не придумал кладбища домашних растений? Я бы могла стать его преданным клиентом. Само собой понятно, после столь сумбурных выходных моя работоспособность катастрофически понизилась. Меня нервировали грустные мысли о погибшем кактусе, тяжелые воспоминания о ночном кошмаре. Окружающие люди изводили меня, требуя новых историй о негре, диссертации и рулетке. До выходных я добралась с трудом, и то благодаря валерианке. Субботу я провела великолепно — развалившись на диване в безобразной позе, не обремененная лишними мыслями и заботами. Волшебная ночь, стиснутая со всех сторон выходными, обещала быть спокойной. Во мне даже что-то урчало от предвкушения счастья. Забравшись в постель, я начала неторопливо таять, как кусок маргарина на сковородке. Но что поделать, если мой организм обнаглел, он настаивал на удовлетворении низменных потребностей в любое время суток. В этот раз прямо посреди неземного блаженства меня ужалила мысль о кусочке колбасы. Я, конечно, встала и поплелась на кухню. Я ни сразу сообразила, что лампа опять включена. Мое нетерпеливое чавканье преобразилось в душераздирающий кашель, когда я увидела, как один из моих кактусов сладострастно выпучил бирюзовые глаза и бесцеремонно улыбнулся колючим ртом. Дальше все продолжалось по уже известной схеме. Я забыла о колбасе. Мне захотелось проглотить обворожительный голос, которым говорило растение. Я мечтала слизать с его колючих губ свое имя. Но я держала себя в руках — брыкалась и сквернословила. Обиженный кактус заявил, что он прекрасный принц и ни какой-нибудь там обычный, а очень богатый прекрасный принц. — Неужели тебе хочется есть всякую ерунду? Если ты меня поцелуешь, я на тебе женюсь и найму пажа, который будет кормить тебя из ложечки черной икрой. — Больше ни слова! — взмолилась я, уползая на четвереньках в коридор. — Ты мне не нужен! Да у меня рука теперь не поднимется поливать такого мерзавца! Я проснулась от своего крика. Чахлый, прохладный рассвет заползал под мои ресницы. Настроение было никудышное, целый день я оплакивала несостоявшийся ночной отдых. Я похоронила еще один вазон с кактусом и пришла к заключению, что если жизнь лишает человека самого любимого развлечения, такого развлечения, которое уже не прихоть, а потребность, значит, она — жизнь — намекает на то, что человеку пора с ней расстаться. Ну что ж, вены я умела вскрывать хорошо — натренировалась в период полового созревания. Спешить было нельзя, ведь жизнь ревнивая собственница, сперва отворачивается от тебя, а в последний момент удерживает изо всех сил. У меня еще оставалось в запасе немного терпения, немного надежды и малюсенькая таблетка снотворного. Уикенд я встречала в волнении, крохотные волоски на моем теле поминутно вставали дыбом, руки впивались друг в друга пронзительно треща суставами. Моя квартира показалась мне слишком большой. Я посидела поочередно на каждом стуле, полежала сначала на диване, потом на кровати в разнообразных позах. Однако покоя не было ни в одной клеточке моего тела. В девять вечера я торжественно приняла снотворное. Минут через пятнадцать приятное всепоглощающее безразличие воцарилось во мне, ушли опасения и тоска, осталось только главное желание — спать и не видеть сны. Постепенно я потеряла ориентацию в собственном теле и уже не могла определить, где мои руки, ноги, голова. Мысль за мыслью, образ за образом уходили в беспросветную пустоту. Сколько времени я провела в совершенном блаженстве до того момента, как мне срочно понадобилось в туалет? Почему третью неделю подряд я никак не могла исчезнуть? На такие вопросы обычно некому ответить. Путаясь в собственных конечностях, я пошла в туалет. Свет на кухне был включен. Преодолев оцепенение, я ударила кулаком по выключателю, но свет не погас. Кактус, подмигнув бирюзовым глазом, сказал: — Здравствуй дорогая! — Черт бы тебя подрал! — прохрипела я, язык неловко ворочался, точно распух и заполнил собой весь рот. — Почему? — кактус недоуменно пошевелил колючками. — По кочану! — я вяло топнула ногой. — Пупсик, наших детей мы наверняка найдем в капусте, но перед тем поцелуй меня, пожалуйста, и я тут же превращусь в принца, а я не обычный принц, я самый верный, самый прекрасный принц на свете! Мои сонные внутренности пульсировали в такт его речи, я помимо воли делала шаги навстречу кактусу. — Мне плевать на все это…— тихо отвечала я. — Как же так? Послушай малыш, где ты в наше время найдешь верного мужчину? А тут не просто мужчина, а верный принц! Это же феномен природы! Ты что, не в курсе, какие нравы бытуют в современном обществе? Женщина не может быть спокойна за своего мужчину, даже отлучившись в туалет, и за такой короткий промежуток времени какая-нибудь ловкая девица способна его увести. Со мной все будет по-другому… Мои пальцы сжали вазон, где сидел кактус и жестикулировал корнями. Руки мне не подчинялись, они подчинялись томному мужскому голосу. Поднося вазончик к губам, я упустила его, он разбился, а кактус беспомощно цеплялся за мою ногу. Я не могла без содрогания смотреть на муки, хоть и паршивого, но милого растения. Я заперлась в туалете и громко пела, чтобы не слышать горькие вздохи умирающего принца. Мне очень не нравилось дурацкое чувство вины, гложущее мое сердце. Я проснулась и увидела, как грязно-серые плевки раннего утра стекали по обоям, по одеялу. Безысходность разрослась до неимоверных размеров. Я боялась — так будет всегда или очень долго — у меня оставалось еще десять кактусов. Как же мне дальше жить без целебного отдыха? Плохое настроение устроило муравейник у меня внутри, черные мыслишки сновали по моему организму, мешая ему правильно функционировать. Нужно было остановить это, пока не поздно, пока я еще была способна есть с аппетитом, шутить над знакомыми, пока еще меня интересовали сериалы. Нельзя было допустить, чтобы стало совсем плохо, так плохо, что и покончить с собой не будет никакого желания. Однако и торопиться не стоило, удачно совершенное самоубийство — великая победа над ревнивой собственницей жизнью. Раз она не собирается дать то, что мне нужно, то, чем я дорожу превыше всего, значит, я порву с ней раз и навсегда. Пусть они видят, принцы, кактусы: я не из трусливых, я не потерплю издевательств, я умею красиво захлопнуть за собой дверь. Смерть намного порядочнее, по крайней мере, мучает один раз, а потом оставляет в покое, если, конечно, жадина жизнь не вмешается. Сквозь будни я неслась решительной стрелой, впервые естественные краски на моих щеках потускнели. Анна Сергеевна испугалась первой, она заподозрила, что я все-таки выйду замуж за негра. Другой сотрудник вздохнул с облегчением — я отказалась от азартных игр. А знакомая посочувствовала — близится время защиты моей диссертации. Я же просто готовилась обрести нескончаемый покой. В пятницу после обеда меня вызвал шеф — поразительное явление. Обычно он был незаметен, похвалы, претензии, просьбы, пожелания передавал исключительно через Анну Сергеевну. Если вдруг его удавалось встретить в коридоре или застать в кабинете, он съеживался, сипло здоровался, его взгляд умело избегал лица. Шеф сразу предложил мне кофе, тоненькая, испуганная улыбка кривила его губы. Он расспросил меня о том, как мне работается, устраивает ли меня зарплата. Я отвечала резко утвердительно, желая поскорее покончить с этой бессмыслицей. — Знаете, мне не так уж много надо от женщины, — покачивая головой, пробормотал шеф. — Ну и что? — нагрубила я. — А мне еще меньше. — Ну, как вам сказать, дело в том… Я хочу расширить сферу ваших обязанностей, с той частью работы, которую вы выполняете Анна Сергеевна в состоянии справиться сама. Я предлагаю вам небольшую надбавку, а вы будете утешать меня. Я брезгливо выплюнула обратно в чашку, тот глоток кофе, который только что сделала. — Я вас не понимаю! — вскричала я. — Что же тут сложного? Я вам искренне сочувствую – да, я не прекрасный принц, но вы все равно войдите в мое положение. С женой у меня больше не получается, я сохранял ей верность последние полгода, что, видимо, сказалось на моем здоровье. Я бы конечно, мог воспользоваться услугами профессионалок, но я не так богат, чтобы платить за столь скоротечное удовольствие то количество денег, которое они просят. Моему омерзению не было предела, я позабыла все гадости, что должна была сказать о его веснушчатой лысине, мохнатых ушах, коротеньких нервных ножках. — Да не переживайте вы так, мне многого не надо, всего 10 минут раз в две недели. Ради надбавки можно и потерпеть. Я буду давать вам какую-нибудь книжку, чтобы вы не скучали. Выбирайте любую из тех, что стоит на моей полке, — шеф бубнил эти слова ласково и печально. Не будь я так возмущена, то прониклась бы к нему глубоким сочувствием. — Если вы откажетесь, — он вздохнул. — я вас уволю, ведь вы больше ничем не можете, пригодится нашей фирме. — Слушай ты…— взревела я, а вместе со мной мой пустой желудок. — Подумайте хорошенько, даю вам время до понедельника, — шеф отвернулся от меня, прошаркал к окну и спрятался за шторкой. Я задержала дыхание, когда выбегала из его кабинета и прыгала вниз по ступенькам, я делала это поразительно быстро — у меня была цель поскорее вдохнуть воздух. Хрипло дыша, я уселась в маршрутку, мир вокруг завертелся юлой, мне почудилось что-то густое и горячее течёт из моего носа. Я притронулась рукой к лицу — оно было сухим. Подъезжая к дому, я с ужасом осознала, что до сих пор не заплатила за проезд. Судорожно разыскивая по карманам мелочь, я едва набрала нужную сумму. Но водитель оказался глух и горбат, он не обернулся, чтобы взять деньги. Пассажиры насмешливо поглядывали в мою сторону. Я бросила монеты на пол, когда выходила. На пороге собственной квартиры я чуть не сошла с ума от очередного ужаса. Сверкая бирюзовыми глазами, мой звонок нажимал высоченный негр с большим вазоном цветущих кактусов. Заметив меня, он рухнул на колени и предложил выйти за него замуж. — Я богат!— уговаривал он — До моего переезда сюда я считался самым горячим любовником Африканского континента! — он звонко прищелкнул языком — Для меня не существует других женщин, только ты, единственная и любимая! — Не хочу! Не буду! — твердила я, прыгая сразу через три ступеньки. — Никуда ты от меня не денешься! Не избавишься, и не мечтай! — доносился до меня уже знакомый сногсшибательный голос, которым кактусы имели привычку разговаривать в моих снах. На улице меня схватили двое одинаковых мужчин в темных очках. — Шеф хочет видеть тебя! — Нет, мы же перенесли все дела на понедельник… — я скулила как побитая собака. — Шеф хочет видеть тебя! — они затолкали меня в машину. Некоторое время мы петляли по городу, пока не остановились у незнакомой многоэтажки. Меня долго тащили по извилистому коридору, потом втолкнули в кабинет, где меня встретил седой раздраженно курящий мужчина. — Так, так, так, вы по-прежнему позорите честь нашей организации, — он зловеще сверкнул коронками на зубах. — Нет, что вы… — прошептала я. — Вы смеете лгать своему начальству?! Нам хорошо известно, что вы спускаете все деньги в игорных домах, пьете, дебоширите… Недавно и квартиру свою проиграли! —Что вы, все совсем не так… — от неожиданности я начала оправдываться. — Молчать и стоять смирно перед старшими по должности и по возрасту!!! — рявкнул мужчина, вонзая сигарету в пепельницу. — Вы засветились как наш сотрудник во всех злачных местах этого города! Вы болтали о недозволенных вещах! У вас подозрительная связь с иностранцем! Я вам устрою такое, что вам и в страшных снах не снилось! — Снилось…— вырвалось у меня. — Что?!! — начальник с грохотом опрокинул кресло. — Я требую, чтобы не позднее понедельника вы положили мне на стол готовую диссертацию, я посмотрю, чем вы занимались все эти годы! А уж потом я решу размазывать вас по стенке или нет! — Слушаюсь, — я втянула голову в плечи. — Идите и чтоб… Я выбежала из его кабинета, выскользнула из цепких рук двоих в темных очках. — Не старайся, далеко не уйдешь, когда бы ты нам не понадобилась, мы всегда тебя разыщем! От нас ты не избавишься никогда! — насмешливо кричали они мне в след. Домой я добиралась очень и очень долго, пешком — денег в своем кошельке я не обнаружила. Мои колени не сгибались, обувь казалась колодками каторжника, к моим верхним векам точно прикрепили что-то тяжелое, заставляющее их все время опускаться — именно в таком состоянии я была, когда столкнулась с негром, что по-прежнему озарял мой этаж улыбкой. Тут меня осенило — наверное, я сплю, мне снится самый кошмарный кошмар в моей жизни, как только я проснусь, без промедления вскрою вены. Я безропотно пошла с негром к нему домой. Радостная надежда на скорое пробуждение не оставляла меня до тех пор, пока в вечерних новостях я не увидела собственное окровавленное, бездыханное тело, которое вытаскивали из под колёс маршрутки. |
|