|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
... На Главную |
|
Золотой Век 2008, №9 (15). Татьяна Стрельченко. СОННЫЕ ЗВЕЗДЫ. |
|
Марк приехал в среду, и это говорило о многом: середина недели, отсутствие средств у посредственного музыканта, некогда родная среда обитания... Словом, его день. Зачем приехал? Не знал сам. То есть знал, конечно, деньги забрать у квартиросъемщиков, но ведь и сестра могла приехать, и зять, а он вызвался сам, впервые за много лет. Город его не ждал. Город поспешно готовился к какому-то легкомысленно-весеннему празднику, суетился, пыхтел выхлопными трубами авто, дышал талым снегом, морем и подснежниками и очень сердился, если такие, как Марк (хуже татарина, ей-богу!), ему мешали. Гостиница, где он остановился, была необоснованно дорогой и очень неуютной, пыльной, похожей на средневековый постоялый двор... коней, к слову, тоже хватало. Владельцем этого удовольствия оказался Витек, дылда из параллельного класса... то есть, когда-то он был в параллельном, а нынче — преуспевающий бизнесмен. Марка Витек узнал и, моментально оценив преимущества встречи, попросил выступить перед почтеннейшей публикой в один из вечеров. Гонорар был обещан вполне аппетитный, и Марк не отказал. Он вышел из гостиницы опустошенным и растерянным, не зная, куда идти. Было тепло и тоскливо. И совсем не так, как в детстве. Как будто тот же переулок Матросова: серые пятиэтажные здания, синие лавочки, переполненные мусорные баки... Но вот гастроном исчез! И кинотеатр явно не работает.Какая-то элитная парикмахерская вместо музыкальной школы... а вот тут раньше была стройка (забраться наверх — дело чести), помнится, он еще руку сломал тем самым летом, когда Светка... Да Бог с ней, со Светкой, интересно другое: строили-строили — и ничего нет! Пустырь. А если пересечь пустырь, повернуть за угол безликого дома, свернуть в подворотню... ...Отчаянно, с надрывом, каркали вороны. В лужах, пахнущих арбузной коркой, плескалось охмелевшее от ранней весны солнце, плавилось, растекалось по каплям, исчезало, уносимое грязным потоком, появлялось вновь. У ручья сидел мальчик в красной курточке и сосредоточенно бросал в мутную воду камешки. Тоска! А когда-то здесь было... Марк ошарашено уставился на вывеску: кафе «Фортуна». Ух ты! Надо же! Сохранилось! То самое кафе, где Светка... То самое... невероятно! Внутри, как и ожидалось, было темно, прохладно и пахло свежевыпеченной сдобой. Единственный посетитель, тощий студент с голодными глазами, меланхолично жевал бутерброд за угловым столиком.Марк сел у окна, заказал латте и ждал свой заказ бесконечно долго, как будто по его прихоти готовили кролика по-лионски или террин из свиных ушек. Все-таки ничего не изменилось в этом кафе! Как радостно, однако, как приятно, что есть вещи, над которыми время не властно: те же серые скатерки и искусственные фиалки в голубых вазочках, а официантов, видимо, по-прежнему тренируют в спецшколе «Бесноватая черепаха» (по крайней мере, так всегда шутили Михалюта и Батон!). ...Михалюта сейчас в Лондоне — после распада их подпольной рок группы он один сумел добиться настоящего успеха, а вот Батон... Да Бог с ним, с Батоном... кофе-то где?Марк бездумно уставился в окно: мальчишка в красной курточке, кажется, забыл о камушках и выглядел безоблачно счастливым — к нему подошла молодая стройная женщина, сказала что-то, улыбнулась, зашла в «Фортуну». Марка она не заметила, стремительно пересекла зал, чуть не столкнувшись с хмурым официантом, который нес Марку латте, поднялась по ступенькам на второй этаж. — Что это за дама? — спросил Марк у официанта. — Учительница. Занимается музыкой с хозяйской дочкой, — кисло ответил тот. Действительно, вскоре зазвучали первые аккорды — неумелые, фальшивые, наверное, «хозяйская дочка» плохо выучила домашнее задание. Рояль страдал, Марк морщился как от боли. Последовала пауза, звон посуды на кухне, вязкая, будто кисель, тишина, а после...Марк услышал, скорее, ощутил... нет, не так: его обожгло музыкой. Она (музыка!) была горячей, густой, пряной, с кофейным запахом, с привкусом корицы, черного перца и августовского полнолуния. Она завораживала. Она душила. Она бесцеремонно заглядывала в самую душу, срывала замки, шарила по сырым углам. Ему до нервной дрожи захотелось подняться по ступенькам наверх. Вот так просто подняться, сесть рядом и выпить эту музыку залпом, вот просто... — В четверг. Ровно в восемь, — вдруг произнес кто-то громко и сурово, совсем рядом, за его спиной. Марк, еще полусонный от горячих звуков, обернулся — возле его столика стояла девочка лет двенадцати, тоненькая, темноволосая и очень серьезная.— Прости, что? — попытался улыбнуться Марк, в обществе детей он всегда чувствовал себя несколько неуютно.— Да, именно в восемь, я не могу ошибаться, — пробормотала девочка и без спросу села рядом. Столь наглых девочек Марк еще не встречал, он вообще с подростками не общался с тех пор, как сам перестал таковым быть, соответственно, не знал, что в таких случаях нужно делать. — Ты что, голодная? — спросил он на всякий случай. — Закажи мне шоколадный пломбир и колу, — потребовала незнакомка и, чуть подумав, добавила, — пожалуйста. Официант, конечно, даже не думал подходить. Музыка стихла. Студент, сидевший за соседним столиком, покосился на необычную пару с неодобрением. «Хозяйская дочка!», — наконец догадался Марк, — «удрала с урока!» — В принципе, ты уже вряд ли что изменишь... Сам виноват... Сегодня среда? Марк машинально кивнул. Вот странная! Откуда только взялась на его голову? — Тебе музыка понравилась? Я тоже услышала, решила, что нужно тебе сообщить, ты... того... готовься потихоньку... — Послушай, — перебил ее Марк, — ты на уроке была? Или потерялась? — Нет. Забавный ты! Какой еще урок! Я к тебе пришла, чтоб предупредить. Потому что — скоро. Уже в четверг! А сегодня среда. Как бы подтверждая ее слова, на верхнем этаже вновь зазвучали аккорды, некое жалкое подобие музыки... ученица опять села за рояль.Тогда откуда эта взялась? На попрошайку девочка совсем не была похожа, разве что худенькая очень, фигурка почти прозрачная, будто вырезанная из бумаги, но мало ли... Было в ней что-то смутно-знакомое, что именно Марк никак не мог уловить, мысленно вспоминая всех племянниц, троюродных кузин, крестниц и дочерей одноклассников. — А что случится-то в четверг? — осторожно поинтересовался он. Девочка с непониманием заглянула ему в глаза, и в ее блестящих зрачках Марк увидел себя — усталого и немного злого. — Я... Я думала, ты и так все понял. Тебя не станет. Марк поперхнулся холодным латте. Сумасшедший дом! Общение с малолетними психами в его планы не входило. — Конечно, это неминуемо. Так звезды сложились, такая судьба...— Девочка, шла б ты отсюда! Моему терпению тоже есть предел! — прошипел он раздраженно. — ...Жаль тебя, очень жаль... Может, если уедешь завтра утром... — Ты сектантка? Или с цыганами шастаешь? Натаскали они тебя, научили, как людям голову дурить! Вот, возьми десятку и вали отсюда, предсказания можешь оставить при себе! Девочка обиженно надула губки и замолчала. К столику подошел угрюмый официант, видимо, услышавший громкие и резкие возгласы Марка: — Что вы ребенка обижаете? Дома будете отцовские нравоучения читать, а у нас тут приличное заведение! Лучше закажите девочке... — Шоколадный пломбир и колу, — вставила девчонка быстро и, глядя в спину удаляющемуся официанту, прошептала: — Ты, Марик, потише! Все-таки папаша... — Какой я тебе папаша? Марик? Откуда ты...?? Кто вообще тебя послал?! Девочка загадочно улыбнулась, провела пальцем по грязному стеклу, нарисовала корявую звездочку. У нее были красные исцарапанные ладони и очень тонкие музыкальные пальцы... удивительное сочетание! ...По улице проехал велосипед, оставляя за собой звонкий собачий лай. Солнце зарумянилось, смутилось, спряталось за тучу. Мальчик в красной курточке, задрав голову, напряженно смотрел на белесое небо. — Пожалуйста, послушай меня, Марик! Ты мне, конечно, не веришь, а я все о тебе знаю, лучше, чем ты сам. Знаю, как ты влюбился в Светку-сердцеедку, как познакомил ее с ребятами, как она тебя поначалу поддерживала, ходила на все ваши тайные концерты, как ты деньги у отца украл, чтоб подарить ей золотую брошку... — Откуда ты... — Не перебивай! У меня мало времени. Я ненадолго пришла, а мне еще много нужно... ...потом она сказала, что ты неудачник. И уехала с Батоном в Ригу, а ты остался. Это я тоже помню... Сколько их сыну, десять? А помнишь, ты решил спрыгнуть вниз? Там, на стройке... Руку сломал... Правильно? И никто не знал, что это попытка суицида... а я вот знаю... У Марка кружилась голова. Очень хотелось пить, губы пересохли так, словно он третий день шел по красным пескам пустыни без надежды на оазис. Совсем не кстати вспомнилась идиотская песенка, которую он сам сочинил когда-то давно: На душе скребутся кошки, на душе... Обещали с милой счастье в шалаше, Обещали с милой счастье в шалаше, Но сгорел шалаш и милой нет уже... — ...И ты не знаешь, зачем сюда приехал. То есть знаешь, конечно, деньги забрать у квартиросъемщиков, но ведь и сестра могла приехать, и зять, а ты вызвался сам. Впервые... Официант наконец принес пломбир и колу. Девочка, сочувственно взглянув на своего собеседника, заказала «минералку для папочки». — Кто ты такая? — пробормотал Марк еле слышно, но темноволосая девочка услышала и снова улыбнулась. — Ты меня не узнаешь? Совсем— совсем? Ну, правда, куда тебе! Марик, это сейчас не важно. Четверг близится. В восемь часов ты... тебя не станет. — Бред какой-то! Бред! Ты просто... ты нарыла где-то мой старый дневник, теперь вот шантажируешь! Ты — сумасшедшая, чокнутая! Ему казалось, что он кричит, но сил едва ли хватало на шепот. — Глупый ты! Я б могла, конечно, рассказать популярно, что тебя ждет, мол, не ходи по пустынным подворотням, там тебя стукнут по башке, но ты ж не поверишь... Тут нужно подойти к делу издалека, таинственно... Туманные предсказания? Вот им ты поверишь! Марик, запомни: будет утро, синяя дорога, двое в сером съедят своего в черном... в переулке прожужжит шмель... Там опасность! Не поворачивай, слышишь? Лучше сваливай быстрее из этого города... Иначе... ты отдашь свою последнюю рифму, а взамен получишь ветер, отдашь ветер, а в руке останется воздух... Страшно, да? Не дрожи, папочка! А потом... будет вечер, и дождь, и холод... И... — ...я умру! Ровно в восемь. После дождичка в четверг, — скептически подытожил Марк. — Я о смерти не сказала ни слова! — возмутилась девочка, — я сказала... «тебя не станет». Ты просто... сойдешь с ума. — Что-то ты мутишь! — невесело усмехнулся Марк, — «такая судьба»... ой ли? Если тебя цыгане учили, то ты прекрасно знаешь, что у любой истории возможны, как минимум, два варианта развития сюжета... — Умный! — насмешливо подмигнула ему девочка, — сечешь! Теоретически сюжет может развиваться по-разному: ты уедешь отсюда завтра на пятичасовом поезде — и все будет, как прежде. Или ты останешься и в восемь вечера сойдешь с ума... — Или? — ...или... ну... Туз пик, например, это тот же туз червей, только перевернутый... цвет, по существу, не имеет значения... говорят, момент сокрушительного падения звезды совпадает с моментом ее взлета... Есть один такой миг в жизни каждого, звездный час, когда можно обмануть судьбу и влюбить в себя фортуну... звезды, говорят, в этот миг улыбаются, как дети... — Кто говорит? —...вот если такую улыбку вовремя разглядеть, поймать и держать крепко, не отпуская, тогда все возможно... Да только куда тебе! Уезжай, Марик! Завтра же после обеда — уезжай! Почтеннейшая публика откровенно скучала. Марк исполнил одну из собственных композиций, неплохую, в принципе, вещь, но играл он без вдохновения, через силу, все время мысленно возвращаясь к дурацкому разговору в кафе. Тонкая душа флейты чувствовала его раздражение и гнев, и голос ее звучал сегодня простужено и устало. «Все она врет! Все! У девчонки просто отличная фантазия!» «Бред! Не стану же я, в самом деле, верить в россказни какой-то соплячки!?» «Ух, попадись ты мне!» Слушатели зевали в кулачки. Когда-то его учитель музыки, покойный Вениамин Федорович, говорил, что у музыканта всегда найдется хотя бы один преданный слушатель в огромном зале: — Даже если один-единственный человек слушает тебя, затаив дыхание, играй для него! Играй во всю мощь, во всю силу, словно в последний раз. Играй так, как будешь играть у смерти на балу! Маленький Марик едва ли понимал высокопарные слова учителя, но картинки будущего представлял отчетливо и, морща лоб, задавался вопросом: — А если зал совсем— совсем пустой? Если я в нем один? Учитель тонко улыбался и хлопал мальчика по плечу: — Все равно играй, главное, играй! Само-заб-венно! Помни, в пустом зале, в самом последнем ряду сидит твоя душа и слушает. И слышит. Играй для нее! Сегодня зал был пуст, по-настоящему пуст, даже душа Марка блуждала где-то далеко, не слушая простывшую флейту. Такой уж это был день — среда! После выступления к Марку подходили какие-то люди, интересовались столичной жизнью и ценами на бензин, передавали привет маме и сестре, приглашали на обед в следующую пятницу. «В пятницу я уже буду блажен и невменяем!» — с мрачным удовольствием думал Марк, раскланиваясь при этом весьма галантно и не забывая сообщить, что «погоды в столице нынче сырые и промозглые, а цены растут мгновенно, на зависть грибам, дрожжам и детям, употребляющим «Растишку». — Спасибо за выступление! — неожиданно к Марку подошла миловидная женщина, та самая, учительница, мастерица по части кипящих кофейных звуков. — Спасибо? Честно говоря, похвала ваша напрасна. Играл я паскудно. — Зачем вы так... Я услышала только концовку, но мне, правда, понравилось! Композиция — хороша! — А вы лучше покритикуйте, проку больше будет. Что-то ведь не понравилось? Женщина задумчиво откинула светлую прядку со лба, помолчала. — Ну, если хотите... Вы хорошо играли. Сдержанно и с достоинством. Техника на высоте. Только души не хватало, что ли? Знаете, некоторые умеют всю душу вложить так, словно в последний раз играют, словно завтра не наступит... — Вы, например? — резко переспросил Марк. Он чувствовал себя гадко. Женщина озвучила его недавние воспоминания с таким невинным видом, что захотелось хорошенько встряхнуть ее! Кто дал ей право лезть в чужые мысли? — Я? Ой, нет... Куда мне! Она не договорила — лунной сонатой разлился сигнал мобильного; извинившись, женщина вышла из зала и больше не возвращалась.Марк постоял немного, глядя ей вслед, потом побрел в свой номер, прижимая к груди холодную немую флейту. *** Наступил четверг. На прозрачной нитке горизонта повисло утро, сырое и размытое, настоящее такое мартовское утро, проступающее сквозь трафарет голых веток. Марк шел по тротуару неуверенно, наощупь пробираясь сквозь густой туман, похожий на ванильный пудинг — хоть ложкой ешь! Настроение его значительно улучшилось. В кожаном портмоне появилась пачка хрустящих банкнот, полученных от квартирантов сорок минут назад, а внутренний карман пальто приятно отяжелял гонорар за вчерашнее выступление. О сумасшедшей девочке Марк старался не думать, и это ему вполне удавалось. Мысли его, тяжелые и неясные, вспыхивали в утреннем мареве и гасли. В одном девчонка была права: ловить здесь больше нечего. Он поменяет билет и уедет из треклятого города сегодня же. Идея эта показалась Марку такой простой и милой сердцу, что он без лишних раздумий свернул в сторону площади Славы, где, на перекрестке улицы Юных Моряков и проспекта Генерала Медведева, возвышалось безобразное унылое здание. Оно стояло здесь с незапамятных времен и помнило, должно быть, и генерала Медведева, и юных моряков, и тех же моряков, но уже отнюдь не юных. Нынче в утробе серого здания располагались железнодорожные кассы, и этот факт делал его местом оживленным и популярным среди жителей и гостей города. Завидев впереди кирпичную уродину, мигающую сквозь туманную завесу электрическими лампочками, Марк радостно ускорил шаг. Он не чувствовал приближающейся опасности. В-вжих! Марк едва удержался на ногах — от падения его спасла скамейка, за липкую, свежевыкрашенную спинку которой он вовремя успел схватиться. Под ногами растекалась яркая лужа синей краски, тут же болтались пустые испачканные ведра... Весь тротуар в пределах видимости был в синих кляксах, а впереди, бурно жестикулируя и живописно чертыхаясь, шли маляры в темных рабочих комбинезонах. Один из них, особенно громкий и взволнованный, был изрядно обляпан краской, второй, постарше, выглядел опрятно. — Понимаешь, эта тачка выскочила просто ниоткуда. Нет, я понимаю, туман и прочее... Но я же стоял на тротуаре! Не успел докрасить, как она выехала прямо на меня, сбила с ног и скрылась... Водила, видать, пьяный вдрызг! Я хоть испугом отделался... ушибся... Ведра перевернул мне, сволочь! Вон, видишь, даже ворону на обочине сбил! Марк резко обернулся: возле синеватой кромки тротуара валялась мертвая черная ворона... и не одна! Две серых вороны лакомились своей погибшей сестрой, с удовольствием отщипывая от распотрошенной тушки куски розоватого мяса. Зрелище это было омерзительным, но от него невозможно было отвести глаз. Марк смотрел на желтые клювы птиц заворожено и вспоминал: «Туманные предсказания? Вот им ты поверишь! Марик, запомни: будет утро, синяя дорога, двое в сером съедят своего в черном...» Что там еще она говорила? В переулке прожужжит шмель?Какой, к черту, шмель в марте, в центре города?! Да и переулка никакого нет... Марк огляделся по сторонам, сглотнул. Переулок был. Совсем рядом. Марк заметил его не сразу, раньше ничего подобного здесь не наблюдалось.Переулок, откуда доносилась музыка... аккордеон. Марк не сразу узнал произведение, а, узнав, обмер: Римский-Корсаков, «Полет шмеля», фрагмент из оперы... Шмель! Что она там говорила? Не поворачивай... опасность... А он и не повернет, он только подойдет поближе, глянет, кто это так замечательно играет, и все... Потом его ожидает неуютное серое здание и длинная очередь... Вот только б глянуть одним глазком! В переулке самозабвенно играл мальчик в красной курточке, Марк не сразу понял, что видел этого мальчика вчера возле «Фортуны». Впрочем, совпадения его уже не удивляли, все происходящее он воспринимал несколько отрешенно, как будто читал книгу или смотрел незатейливый фильм. Возле мальчишки громко и неприлично ржали два парня с затуманенными глазами. — «Мурку» сыграй! — Ты чё... Не понял? «Мурку»! Мальчик перестал играть, быстро взглянул на парней, начал было играть «Мурку», но аккордеон неожиданно захрипел и выдал нечто несуразное. Марк знал, что именно сейчас нужно отвернуться и уйти, потому что потом будет поздно. Не стоит ждать, пока обкуренные герои начнут лупить мальчишку, пока... Поздно! Началось. Наркоман ударил мальчика по лицу, потом выхватил аккордеон и озлобленно пнул ногой... Второй, похрюкивая от смеха, моментально присоединился к приятелю. Марк больше не мог ждать. «Там опасность! Не поворачивай, слышишь? Лучше сваливай быстрее из этого города...» Он подбежал к ним и выкрикнул что-то нецензурное, получив в ответ короткий недоуменный взгляд, и не менее грязное ругательство, и... удар пришелся в ухо... Потом еще один в голову... Он упал, успев крикнуть мальчику хриплое «беги!». Они били его достаточно долго, по крайней мере, достаточно для того, чтоб потерять сознание.Воздух звенел в ушах. Кто-то великолепно играл на аккордеоне... или нет, это, кажется, был рояль... Женщина сидела к нему спиной, перебирала клавиши, пела: Если зажмурить глаза, Он попытался подойти к ней, он сразу узнал ее, даже со спины узнал: Светка! Лечит мне сердце, а я опускаю веки, Не получалось сдвинуться с места. Не получилось крикнуть. И дышать было трудно. Марка обволакивало горькое ватное облако, скрывающее даже изящную фигурку играющей на рояле. Нет, это не Светка, это та учительница из «Фортуны», надо откинуть облако прочь, как занавеску, разглядеть получше... И потемнели стихи — я уснула просто. Перестала петь... Обернулась! Господь милосердный..! «Уезжай, Марик, уезжай! Останешься — и в восемь тебя не станет! Разве что... звезда улыбнется»... Все расплылось; сквозь свинцовый дым, пахнущий серой, на него смотрели большие темные глаза сумасшедшей девочки. *** Он очнулся почти сразу. Рядом громко всхлипывал мальчишка в красной куртке. Марк с трудом поднялся. Удивительно, он по-прежнему был жив. Кружилась голова, мутило.— Чего ревешь? — спросил он хрипло.Мальчик испуганно посмотрел на него, затих. — Ты чего в такую рань играл здесь? Тебя и грохнуть эти кретины могли... — Мама говорит, что музыкант не должен бояться публики, а я боюсь... Я думал, если сыграю на улице... Только в обед я не могу, слишком много людей... Они... Они забрали мой аккордеон... Мальчишка снова разревелся, Марк осмотрелся в поисках портмоне: утянули, сволочи! Соображал туго. Потирая виски, не сразу вспомнил, что в портмоне были не только деньги, полученные от квартирантов, но и (о дьявол, дьявол!) билет, и даже паспорт! — Мать убьет меня теперь, как я домой... Мальчишка рыдал, Марк молча шарил по карманам... О, чудо! Во внутреннем кармане пальто по-прежнему хрустели купюры, полученные за вчерашнее выступление. Странно и радостно, что их наркоманы не нашли... видно, и не искали особенно... Этого как раз хватит, чтоб купить билет на пятичасовой поезд, отлично пообедать и даже ворох газет с собой прихватить, чтоб нескучно было ехать... — Убьет меня мама, точно убьет... — Пойдем, — строго сказал Марк мальчишке, не совсем понимая, что такое говорит и что собирается делать, — Поторопись! До восьми нужно выбрать тебе аккордеон. ...В музыкальном магазине было пусто. В углу, возле запыленных, не пользующихся спросом тамтамов, сидел древний старичок и комментировал все происходящее. Интересное дело, в этом негостеприимном городе, который когда-то был ему родным, теперь почти везде было пусто: пустыри, пустые кафешки, магазины, подворотни... А что если город со всеми так обращается, как с ним? Что если девочка из «Фортуны» — суровый городской призрак, который с завидным хладнокровием мстит тем, кто когда-то его предал, покинул в поисках лучшей жизни? Город давал ему последний шанс уехать, и этот шанс Марк бравурно менял сейчас на аккордеон для незнакомого мальчика Лёши. Новые инструменты, сверкавшие космическим серебром, стоили баснословно дорого. Марк перехватил мечтательный взгляд мальчишки, направленный на изысканные футляры и дорогие железяки, и отвернулся. Оставшихся денег едва ли хватит на самый дешевый, подержанный аккордеон. Зеленоглазая продавщица хмурила лоб, пытаясь найти для Марка подходящий товар. Покупатель со взъерошенными волосами, кровоподтеками на лице, одетый в испачканное пальто, вызывал у нее недоумение и опаску. Наконец она вынесла из каморки старый, видавший виды, инструмент.— На нем, видать, еще генерал Медведев играл! Ей-богу, деньги на ветер! — сострил старик, выгибаясь дугой, чтоб проследить процесс покупки. Марк выложил все, что имел. На последней купюре был изображен великий поэт, смотревший на Марка печально и задумчиво. «Ты отдашь свою последнюю рифму, а взамен получишь ветер»... Память предательски подсовывала слова девчонки, но Марк не слушал, не слышал их! Он протянул Лёше покупку, и мальчишка едва слышно пробормотал «спасибо». Казавшийся глуховатым старик, тем не менее, услышал и эту фразу и моментально отреагировал: — Спасибо! Что такое спасибо, мальчик? Воздух! Спасибо в карман не положишь... «...отдашь ветер, а в руке останется воздух... Страшно, да? Не дрожи, папочка! А потом... будет вечер, и дождь, и холод... И...» Марк криво усмехнулся собственным мыслям и, не заглядывая в глаза взволнованного мальчика, державшего старый аккордеон, стремительно вышел из магазина. *** Он очень долго бродил по городу. Ветер гонял по дворам целлофановые пакеты, туман растаял, открывая на всеобщее обозрение скучное алюминиевое небо.Марк так и не пообедал: в кармане звенела мелочь, которой не хватало даже на скудный бутерброд, впрочем, голода он не ощущал. Редкие прохожие с изумлением смотрели на странного человека, который стоял посреди дороги, задрав вверх непокрытую голову. Звезды, звезды... Где ж ваша благосклонная улыбка? Стемнело. Над головой плескалась густая тьма. Звезды не улыбались, их просто не было. В семь начался дождь. Марк вернулся в гостиницу, вынес из номера флейту и наобум вошел в полутемный гостиничный зал, где выступал вчера. Здесь тоже было пусто — ни души! А, может, он уже сошел с ума? Вдруг в этом городе время течет совсем по-другому, и предсказание девочки уже сбылось, а он и не заметил?! Он сел на край сцены, помешкал немного, а потом заиграл. От его музыки не взорвалось небо, Земля не перестала вращаться вокруг своей оси, мир не помолодел, люди не стали счастливей. Его музыка была другой; в ней он услышал строгий мамин голос, звавший его ужинать, и лай своего любимого первого (и последнего!) щенка, и шелест лопухов у старого ручья, и субботнее пыхтение кофеварки, над которой обычно колдовал отец. Марк отчетливо услышал свой собственный ломающийся басок, исполняющий первую песню перед публикой, и жидкие аплодисменты, и негромкий голос Вениамина Федоровича, и даже Светкино: «уезжаю с Батоном в Ригу»... Все, все помнила уставшая флейта. Когда она умолкла, Марк с удивлением увидел, что в зале он не один. В самом последнем ряду у прохода темнела чья-то фигура, тонкий девичий силуэт. Девочка! Он вскочил, чуть не уронив флейту, летящим шагом направился к ней... «Девочка! Ты совсем меня не помнишь, Марик?»... Знакомые глаза, исцарапанные руки... «...на душе скребутся кошки, на душе...» ...«Помни, в пустом зале, в самом последнем ряду сидит твоя душа и слушает. И слышит. Играй для нее!»... Она пришла, значит, он успел, он что-то изменил и... Девочка... нет, нет! Женщина. Учительница музыки. Марк разочарованно остановился возле нее, она смущенно отвела глаза. — Извините... Я... я не хотела вам мешать... Сын рассказал мне об аккордеоне, я сразу поняла, что это вы. Музыка... Я услышала... я... Я деньги за инструмент принесла. — Ах, оставьте! Идите-ка лучше домой... — зло ответил Марк. Он никак не мог справиться с раздражением. — Возьмите, пожалуйста! — умоляюще произнесла женщина, протягивая ему мятые бумажки — моей зарплаты вполне хватает, чтоб содержать сына, мы вдвоем всегда справлялись! Не нужно этой благотворительности! — она нервничала и тоже начинала кипятиться. Марк помолчал, наблюдая, как вальсируют серые тени на стене, потом не выдержал, выдавил из себя смешок, который даже ему показался полубезумным: — А если я скажу вам, сударыня, что общение со мной небезопасно, что я, знаете ли, на грани сумасшествия?! — С каких пор гениальная игра на флейте считается признаком безумия? — Гениальная игра! — хмыкнул он, — не верите, значит... А я, между прочим, действительно на грани... Вот послушайте историю... Вчера ко мне приходила моя душа, вернее, то лучшее, что в ней осталось. Совсем тоненькая, бедняжка! Она сообщила мне, что... Впрочем, это уже вас не касается... Сейчас я — всего лишь неудачник, а через пару минут могу стать свирепым чудовищем, и я за себя не отвечаю! — А мне плевать. Я, может, тоже неудачница! — серьезно ответила женщина, — я, может, тоже на грани... А ведь все предрекали головокружительную карьеру! Вы не поверите... Я даже диск успела записать, у меня был нелепейший псевдоним... Астра! Возьмите деньги, и я уйду... — Астра? Да-да, помню, сестра привозила диск... Так это вы? Астра... Это что же, как цветок? — Нет, — женщина устало покачала головой, — я была амбициозней... Это как звезда... с древнегреческого... — Звезда, — глухо повторил за ней Марк, — звезда... Он подошел к окну, отвернул рукав рубашки и не сразу рассмотрел время на светящемся циферблате часов. До восьми оставалось три минуты... всего лишь три минуты... долгие три минуты, чтоб заставить звезду улыбнуться. |
|
2008 |
 |
 |
 |
 |
 |