• Новости
• Спонcорам
• Библиотека
• Авторы
• Предприятие

Приводится по изданию

Огюст Вилье де Лиль-Адан
«Жестокие рассказы»
Серия «Литературные памятники»
Издательство «Наука» М. 1975 г.

РЕКЛАМА НА НЕБЕСАХ

1873 г.

Посвящается Анри Гисту.

Eretic sicut Dii

Ветхий завет
(И будете, как боги (лат.)

Хоть это покажется странным и вызовет усмешку у человека делового, но речь идет о Небе! Однако оговоримся: о небе с точки зрения чисто практической, промышленной.

Некоторые исторические явления, в наше время научно доказанные и объясненные (или почти объясненные), — например лабарум императора Константина, кресты на облаках, отраженные снежной равниной, явления рефракции над горой Броккен, северное сияние в полярных странах, — чрезвычайно заинтересовали, можно сказать, вдохновили ученого инженера из южных провинций, господина Грава, и у него несколько лет назад созрел блистательный проект: извлечь пользу из обширных пространств ночного неба, словом поднять небеса на уровень современной эпохи.

В самом деле, какой нам прок от лазурного небосвода, на что он годен? Лишь на то, чтобы тешить болезненное воображение пустоголовых мечтателей. Разве не заслужит права на благодарность общества и скажем прямо, на восхищение потомства тот, кто обратит эти бесполезные пространства в поистине плодотворное, назидательное зрелище, кто извлечет выгоду из пустынных ланд, кто наконец сделает доходными необозримые небесные равнины?

Здесь нет места чувствительным излияниям! Дело есть дело. Необходимо прибегнуть к советам и, если понадобится, к содействию влиятельных людей, чтобы точно определить все значение, все финансовые выгоды поразительного открытия, о котором идет речь.

На первый взгляд самая идея представляется неосуществимой и даже безрассудной. Распахать небесную лазурь, сосчитать звезды, эксплуатировать восход и закат, организовать вечерние сумерки, извлечь пользу из небосвода, до сей поры совершенно бесполезного, — какая дерзкая мечта! Какой сложный, тернистый путь полный непреодолимых трудностей! Но разве человек, вдохновленный идеей прогресса, не в силах разрешить любые проблемы?

Проникшись этой мыслью и решив, что если уж Франклин, типограф Бенджамин Франклин, сорвал молнию с неба, то а fortiori возможно употребить ее на пользу человечеству, господин Грав начал путешествовать, исследовать, сравнивать, расходовать средства, изобретать и в конце концов усовершенствовал гигантские линзы и колоссальные рефлекторы американских инженеров, в частности аппараты, установленные в Филадельфии и Квебеке и, при попустительстве автора, присвоенные фирмой Cant и Puff (Чопорное лицемерие и дутая реклама — англ.).

И вот теперь означенный господин Грав (предварительно заручившись патентами) предлагает свои услуги нашим крупным промышленникам, фабрикантам и даже мелким торговцам, обещая создать для них поистине неслыханную рекламу.

Никто не будет в состоянии конкурировать с новой системой великого популяризатора. В самом деле, представьте себе один из наших крупных, густо населенных торговых центров, например, Лион, Бордо и т. п., в час вечерних сумерек. Вообразите сутолоку, оживление, лихорадочное возбуждение, какие в наше время одни лишь финансовые интересы способны вызвать в толпе большого города. И вот на вершине какого-нибудь цветущего холма, излюбленного приюта юных парочек, вроде нашего милого Монмартра, вдруг вспыхивают ослепительные огни — магния или электричества; разноцветные лучи, усиленные в сотни тысяч раз при помощи мощных прожекторов, устремляются в небо, и там, между Сириусом и Альдебараном, в созвездии Тельца или даже среди Гиад, внезапно появляется изображение очаровательного юноши, держащего в руках шарф, на котором мы день за днем с восторгом читаем утешительную надпись: «Если вам не нравится купленная вещь, мы возвращаем ее стоимость в золоте». Вообразите только, какой радостью озаряются при этом все лица, вообразите восторг шумной толпы, ликование, крики «браво!» — После недолгого, вполне простительного замешательства старые враги бросаются в объятия друг другу, самые тяжкие семейные раздоры предаются забвению, все рассаживаются в беседках, чтобы с удобством любоваться этим великолепным, назидательным зрелищем, и славное имя господина Грава, разнесенное повсюду на крыльях ветра, улетает к бессмертию.

Легко представить себе блистательные результаты этого гениального изобретения. — Как поражена будет сама Большая Медведица, если между ее царственными лапами вдруг вспыхнет надпись, грозно вопрошающая: «Носить корсеты или не носить?» Или еще лучше: в какое смущение придут слабодушные, как насторожится духовенство, если на диске нашего спутника, на сияющем лике Луны, внезапно проступит изящно гравированная табличка, которой мы недавно любовались на бульварах: «Кафе Лохматых». Какая гениальная выдумка поместить в сегменте V созвездия Скульптора краткое объявление: «Статуя Венеры, уменьшенные копии Колла». В какое волнение придут любители десертных ликеров, рекламируемых под многими названиями, если вдруг к югу от Регула, главной звезды созвездия Льва, на самой макушке Девы появится ангел с бутылкой в руке, а изо рта у него выскочит бумажная лента с надписью: «Боже, как вкусно!».

Короче говоря, совершенно ясно, что речь идет о грандиозном, небывалом рекламном предприятии с беспредельными возможностями и совершенной техникой: правительство могло бы даже, впервые в истории, финансировать эту антрепризу.

Излишне распространяться о тех поистине неоценимых услугах, какие подобное изобретение может оказать обществу и прогрессу. Представьте себе, например, как пригодятся фотографии на стекле или картинки лампоскопа, увеличенные в сотни тысяч раз, при розыске сбежавших банкротов или при поимке знаменитых преступников. — Отныне злодею, как поется в песне, «нигде от погони не скрыться»; едва он высунет нос из окна вагона, как увидит в облаках свою собственную физиономию и будет изобличен.

А в области политики? В предвыборной кампании, например? Как легко теперь добиться решающего перевеса, подавляющего большинства голосов! Как невероятно просто вести пропаганду, прежде столь разорительную! Не надо больше голубых, желтых, трехцветных листочков, которые уродовали стены домов и мозолили нам глаза, навязчиво повторяя одно и тоже имя. Не надо больше дорогостоящих фотографий (чаще всего неудачных), которые никогда не достигали цели, ибо кандидаты, не отличаясь ни приятной внешностью, ни величественной осанкой, не могли привлечь симпатии избирателям. Ведь в конце концов истинные заслуги политического деятеля, по мнению толпы, бесполезны, опасны и даже вредны; самое главное, чтобы он умел держаться с достоинством.

Представим себе, например, что на недавних выборах овальные портреты господ Б. и А., в натуральную величину появлялись бы каждый вечер как раз под звездой в созвездии Лиры. — Это бесспорно их законное место, ибо если верить молве, господа Б. и А. некогда оседлали Пегаса. Оба государственных мужа красовались бы на небосклоне всю ночь накануне голосования, улыбающиеся, с легкой складкой озабоченности на челе, но с уверенным, ясным взором. При помощи вращающихся колесиков лампаскоп мог бы даже поминутно изменять выражение их лиц. Они улыбались бы светлому Будущему, проливали слезы о прошлых бедствиях, открывали бы рот, хмурили брови, раздували ноздри в порыве гнева, напускали на себя величественный вид, — словом, применяли бы всю ту мимику, которая придает столько блеска речам опытного оратора. Любой избиратель мог бы сделать выбор, отдать себе отчет, заранее составить представление о своем депутате, а не покупать, как говорится, кота в мешке. Осмелимся даже добавить, что без изобретения господина Грава всеобщие выборы не что иное, как смехотворный фарс.

Итак, нам следует ожидать, что в один прекрасный день или, вернее, в один прекрасный вечер господин Грав при содействии просвещенного правительства начнет свои замечательные опыты. Хороши будут тогда скептики, нечего сказать! Придется им вспомнить господина де Лессепса, который обещал соединить два океана и действительно это сделал несмотря на карканье маловеров. И на этот раз, как всегда, последнее слово останется за наукой, а гениальный господина Грав восторжествует и посмеется над своими противниками. Благодаря его чрезвычайно важному открытию мы поймем, наконец, что небесный свод хоть на что-нибудь годен, и точно определим его подлинную ценность.

Лечение по методу доктора Тристана

1887 г.

Посвящается Жюлю де Брайе.

Fili Domini,
putasne vivent ossa ista...

Пророк Исайя
(Сыне человеческий, оживут ли кости сия?)

Ура! Свершилось! О радость! Fог еver (навсегда)!!!

Прогресс увлекает нас в своем течении. И поэтому для нас, ввергнутых в его стремительный поток, любая задержка поистине равна самоубийству. Победа! Победа! Скорость, с которою нас уносит, такова, что все сливается вокруг и мы едва можем разглядеть впереди кончик собственного носа.

Чтобы избежать ужасного наваждения, которым грозит эта быстрота, что еще остается нам, как не зажмуриться? Разумеется, ничего иного. Опустим же веки долу, и будь что будет!

Сколько открытий! Сколько изобретений, приятнейших для всех! — Человечество между одним потопом и другим становится совершенно божественным явлением!

Переберем же по порядку:

1. Черная рисовая пудра для высветления лица беглых негров.

2. Отражатели д-ра Грава, которые уже завтра покроют объявлениями обширную стену ночного неба.

3. Искусственная паутина на колпаки ученым.

4. Машина Славы знаменитого Батибиуса Боттома, одного из вершителей судеб нашего времени.

5. Новая Ева — электро-человеческая машина (почти животное!), штампующая первую любовь,— творение удивительного Томаса Альвы Эдисона, американского инженера, отца фонографии.

— Но довольно! Вот кое-что новенькое! — Кое-что еще поновей!.. Снова и снова иное!.. На этот раз нас поразит Медицина. Послушаем же! Изумительнейший врач, д-р Т. Шавассю только что открыл радикальный способ лечить всякий шум и звон в ушах и прочие изъяны слуха. Он излечивает даже тех, кому повсюду слышится худое — болезнь, ставшую весьма заразительной в наши дни. — Наконец, досконально изучив все барабанные перепонки слухового аппарата человека, Шавассю воздействует интеллектуальным образом на тех нервных, слишком чутких лиц, кому, как говорится «блоха в ухе не дает спать спокойно». — Он утихомиривает раздражение, которое, например, возникает за слуховым отростком у людей отсталых, излишне щепетильных, не желающих «пропускать мимо ушей» ничего обидного! Но в чем он одержал полную победу, что стало его специальностью — это лечение лиц, которым «слышатся Голоса», словно какой-нибудь Жанне д'Арк 2. — Тут-то и коренится его право на общественное признание.

Метод доктора Шавассю вполне рационален; его девиз — «Все для Здравого Смысла и посредством Здравого Смысла». С этим доктором нам нечего опасаться приступов героизма. Этот Князь Науки в случае необходимости не даст больному различить даже голос своей совести. Он ручается, что никакая Жанна д'Арк, выйдя из его просвещенных рук, не услышит больше ни одного Голоса (даже своего собственного) и что ее барабанные перепонки потеряют звучность, как то и надлежит сегодня любому серьезному и разумному барабану.

Отныне конец необдуманным порывам, возникающим, например, при болезненном волнении, которое старые песни родной страны пробуждают в сердцах иных запоздалых энтузиастов! Конец ребячествам! Нечего опасаться, что мы легкомысленно полезем отвоевывать отнятые у нас провинции! Доктор тут как тут. Вас преследуют своим отдаленным зовом сирены Славы?.. Шавассю избавит вас от такого звона в ушах.— Вам слышатся в ночной тиши вдохновенные звуки, словно к вам обращается душа вашей родины?.. Вам не дает покоя возмутившееся чувство чести, когда горечь поражения и неукротимая надежда на величие в грядущем вспыхивают в вашем сердце так, что у вас даже начинают гореть уши?..— Скорее! Скорее! К доктору: он избавит вас от этого зуда!

Он дает советы от двух до четырех. И какой обходительный человек! Какой обаятельный! Какой неотразимый! — Вы проходите в кабинет, убранный со строгим изяществом, как то и пристало Науке. Из предметов роскоши вам бросается в глаза лишь связка луковиц, висящая под бюстом Гиппократа, чтобы люди сентиментальные знали, где им после успешного лечения позаимствовать, если понадобится, слезы благодарности.

Шавассю указывает на привинченное к паркету кресло... Едва вы успеваете усесться, как жесткие металлические скобы охватывают вас, словно когти тигра, и парализуют любое движение.— Затем, уставясь вам в лицо, подняв брови, Доктор пристально рассматривает вас; он перекатывает языком за щекой, поигрывает зубочисткой и всячески выражает всем своим видом, какой живейший интерес вы в нем вызываете.

— И часто вас мучает такая чуткость? — спрашивает он.

— Ну, как всех нынче,— шутливо отвечаете вы.— Бывает, для разнообразия.

— В таком случае, не теряйте надежды,— заявляет Доктор.— Это, друг мой, все отголоски; настоящих Голосов вы и не слыхивали.

Тут доктор вдруг кидается к вам и прижимается ртом к вашей ушной раковине. И сначала шепчет тихонько, но вскоре уже громыхает вам в ухо одно-единственное слово: «ЧЕЛОВЕЧЕСТВО». Не отводя глаз от своего хронометра, он через двадцать минут ухитряется произносить это слово уже со скоростью семнадцати раз в секунду и притом не путает в нем ни единого слога — уменье, которое далось ему ценою стольких бессонных ночей! Стольких изнурительных упражнений!

И вот он все твердит, долбит таким странным образом это слово в вышеупомянутое ухо; и вовсе не потому, что для него в том сочетании звуков содержится какой-либо смысл! Наоборот! (Он лично применяет его так как иной певец пользуется по утрам словом «Каркассон» — просто лишь бы прочистить глотку, только и всего.) Но доктор приписывает этому слову магические свойства и считает, что, усыпляя, выхолащивая и заклеивая таким образом ваши мозги, он на три четверти обеспечивает выздоровление.

Добившись своего, он переходит к другому уху и начинает бормотать с переливами тирольской песенки, Охвостья-слов своей подборки, числом до сотни. Эти Охвостья-слов — игра на окончаниях известных терминов, нынче вышедших из моды, самое значение которых почти невозможно восстановить. Например, таких терминов, как: Великодушие!.. Доверие!.. Беcкорыстие!.. Бессмертная душа!, и прочих странных выражений. В конце концов, внимая им, вы начнете тихо кивать головой и улыбаться словно в каком-то упоении.

На исходе получаса, когда сосуд вашего сознания наполнился таким образом до краев, — оказывается необходимым закупорить его, неправда ли?, а то его драгоценное содержимое может и выдохнуться. И вот Шавассю, определив соответствующий психологический момент, вставляет вам в уши: два электрических провода — особо изолированных, изготовленных и насыщенных позитивным током, что является секретом доктора.

— Спокойно! Не шевелиться!

Он касается переключателя установленной рядом вольтовой дуги; искра проскакивает в ваше ухо. Триста тысяч цимбалов грянуло разом в вашей черепной коробке. Вас одолевает страстное желание сделать безумный прыжок, но металлические скобы кресла не дозволяют этого.

— Ну вот! Каково? Каково? — улыбаясь, безостановочно твердит вам Доктор.

Вторая искра. Крак! Теперь хватит. Победа!.. Перепонка лопнула — то есть уничтожена та таинственная точка, та болевая точка, та беспокоящая точка, которая через барабанную перепонку злополучного органа слуха доносила до вашего сознания все эти нашептывания чести, славы н геройства. — Вы спасены! Вы не слышите больше ничего. Чудеса! Чистые Абстракции и Охвостья-слов заглушат в вашей душе любой яростный вопль в защиту старого умерщвленного Идеала! Исключительная любовь к своему благополучию и удобствам внушит вам возвышенное презрение ко всем обидам! Отныне и десяти тысячам пощечин не возмутить вас. — Наконец-то!!! Вы вздохнули свободно. Шавассю дает вам легкого щелчка по носу в знак вашего выздоровления; вы поднимаетесь; — вы СВОБОДНЫ...

Если вы опасаетесь еще каких-либо ребяческих приступов чувства собственного достоинства, если, короче говоря, у вас еще остались сомнения, доктор Тристан, пожевывая зубочистку, отвесит вам здоровый пинок чуть пониже поясницы, который вы примете с сердцем, исполненным благодарности, и оглянетесь при этом на связку луковиц. Теперь вы совершенно успокоились. Осыпав доктора золотом, вы удаляетесь. Вы выходите от него свежим, бодрым, легкой походкой, в своем отличном черном фраке — rulgo* свисток, alias** сорочий-хвост, который вы так чудесно носите в знак траура по только что казненным словам; вы идете, заложив руки в карманы, по солнечной стороне, с умным видом, презрительно поглядывая вокруг, — и душа ваша теперь начисто избавлена от всех этих пустых и смутных Голосов, мучивших вас еще накануне. Вы ощущаете, как Здравый Смысл живительным бальзамом наполняет все ваше существо. Вашему равнодушию... нет пределов. Рассудительность, как некая благодать, подымает вас выше всякого стыда. Вы стали человеком во Человечестве.

* Обычно именуемом {лат.}.

** Иначе (лат).

2007