Дождь падает, падает в обморок,

Как во сне…

Любовь… Черно-белое облако…

Синий снег.

Дороги.. Заброшенный дом родной…

Крик в ночи.

Мне критик сказал: "Муза дохлая —

Не звучит".

А нам — колокольно так… Тише,

Я не пою!

Какие там, к черту, двустишия

На краю!

Вдоль поезда треплется знаменем

Белый лес.

Ты — счастье, ты — горе, ты — знаешь что? —

Ты — болезнь.

Мы — неизлечимы. Не верю я

В докторов!

Мы, преодолев вдохновение,

Ляжем в ров.

Пусть сплетней станица-наставница

Колет в бок!

А наше — за нами останется:

Видит Бог…

Автопортрет

Кровь — диссидентская. Кость — кривая.

Площе доски. И, к тому ж. в плаще.

"Я не такая, я жду трамвая!"

Прикус неправильный и вообще…

Стерва. Стерня по колосьям плачет.

Я улыбаюсь в лицо судьбе…

Это же нервы! Свернусь в калачик

В куртку расстегнутую к тебе.

"Ты — малохольная": так в Полтаве

Бабушки мне говорят. Виска

Не доискалась: в тон пульсу тают

Пули случайного лепестка.

Древняя, юная… Старше Лейлы.

Раз, еще раз, еще много раз…

Голуби треплются по e-mail-у.

Я, вероятно, и есть Шираз.

Город с разграбленной полным лоном

Старенькой, как на фарси, любви…

Голуби вымерли. В ночь продленно

Агонизируют соловьи.

Смерть обезболенного интима —

Вечная жизнь. Пресловутый такт.

Я не такая… Все обратимо.

Кроме планеты на трех китах.

Сливки общества

Поэтам и критикам

Правда? Что вы говорите,

Глубоко почтенный критик!

В "Мастере и Маргарите"

Не хватает маргарина?

Знают все у нас в деревне:

Козы не летают в стае.

На банановых деревьях

Груши не произрастают.

Кто без парика, — оплеван:

Знатоки — при всем параде.

Косы косят под нашлепки —

Просто так, протеста ради.

С плавников опали жабры.

И курящей стала Проня.

Кверху рельсой дирижабль

Приземлился на перроне.

Языки — почище лезвий.

Правых — нет. Аллюзий — масса.

Все съедобное — полезно…

Господа! Купите масло!

Давид

Как обабилась королева!

Трон — обратный удел сохи…

Всех могу сделать — одной левой, —

А тебе, вот, стесняюсь читать стихи!

Моня, Маня… Небесная Манна.

Мона Лиза… Второй куплет.

А при мне хвалить графомана —

Можно только в шестнадцать лет.

Типа — "дуре назло" (на радость).

Тает привкус седой весны…

Мы, — как Нобелевская награда, —

Друг у друга не суждены.

Дрогнул вечер, как веер, хрупкий

И закатом залил дотла

В ослепительной мясорубке

Перемешанные тела.

Люди — детских своих желаний

Престарелые ишаки…

И Христовы, оленье-ланьи

Вековые глаза тоски.

Хвои, трепетные аллеи…

Третье рваное слово "Мы"…

Все меня могут — одною левой…

Лишь тебе не стесняюсь читать

Псалмы.

Когда возвращают ключи

Прости меня за этот разговор,

Где с полуслова вычислив подтексты,

Белесая ворона курит двор

И сплевывает корочку протеста.

Как братца своего, — Борис и Глеб;

Как Бодхисатва, — практику Корана, —

Прости меня за то, что белый хлеб

Чернеет в изголовье алой раны.

Мир съежился, как страх, в своем кругу…

Осталась худенькая тень от мира!

Сказала девочка: "Я не могу

Пойти на смерть в наемную квартиру".

Колдунья-жизнь с утра послала смерч

На бабкино разбитое корыто.

И обратилась девочкина смерть

В невыносимую подробность быта.

И будущее, словно помело,

Стряхнуло тушь со слез безгрешной ведьмы…

И стало тихо. Тихо и светло.

Заплакал ангел.

Рассмеялся ветер.

Предыстория

Лес обнять за ключицы стай…

В губы ели поцеловать бы!

Хочешь, в смерть ко мне прилетай;

Хочешь, — в жизнь или на свадьбу…

Хочешь, я для тебя налью

Неба трезвого полстакана,

Мирно спящего на краю

Черноглазого океана?

В нем есть лестница без перил:

Там дышать под водою просто…

Что бы ты мне не говорил,

Слово — горькое, как короста.

Там — зеленый хрустальный дом

С черепахой морской на счастье…

Ходят сплетни, мы в нем живем…

Не пора ли нам возвращаться?!

Анонимка

Резал рыбу тупым ножом

Под горячую свою музыку…

Неужели, и, правда, сжег,

А не выбросил его в мусорник?

Помнишь, день на планете Марс

И мои виражи по комнате?

(А войди они — трагифарс! —

Я сказала бы сухо: "Помните?").

Старый ласковый суперхит:

Умно ерничать, не садиться и

Не ложиться… В альбом — стихи.

"Вам — от барышни" — по традиции.

Сколько вечности миг займет,

На который Талмуд наш выменян?

В разнобое чужих имен

Я подписываюсь —

Не-именем.

Соседка

Руки влюбленные — не порука.

Только и делай, что пой на студиях:

Минимум слов — и стихия звука…

В губы обменивайся простудами.

Ты — не Петрарка. Я — не Лаура.

А Гумилев не любил Цветаеву.

По полу — пяткой, раз нету урны,

Чтобы подъезды пожаром таяло.

Льдом лихорадило. Сном знобило.

Нежно трясло подростковым рокотом.

Розы на кончике карабина:

Наши парадные трижды прокляты.

Господи, как я люблю соседку!

Вопли за дверью: "Скоты, вы курите!"

Рыжую дрожь облекая в седость,

Пепел снежит на глаза Лаурины.

Я пропаду с тобой — это точно:

Нынче ж умру ,не дождавшись праздника…

Клапан парадного обесточен.

Впрочем…

А впрочем, какая разница!

На скачках

За ночь одну поседели лютики.

В сердце, как брешь, красовалась брошь.

Я говорила ему: "Люблю тебя!"

Он отвечал по привычке: "Врешь".

Толку рассказывать, распоясывать,

Наскоро клеить вторую роль?

Слишком нагая, по-детски ясная,

В левом углу улыбалась боль.

Ноги поджав, за подушки спрятавшись,

Боль заряжала свой пистолет

Кислой и лживой, как правда, ряженкой

Наперебой недожитых лет.

Все это было не с нами… Времени

Слишком хватало… Клялась весна…

Дикая лошадь — мадам Каренина —

Вронскому мстила за стремена.

Вдоль позвоночника, между дисками,

Звуки-разбойники брали след…

Я говорила ему: "Единственный!" —

И заряжала свой пистолет.

Стихи к другу

Воздушные ромашки шариков

Гадают по небу на гения…

Стоишь — без шарфика, без шапочки,

Как мальчик, на углу Тургеневской.

А тротуар весенний, с минами,

Как бриз под пятками колышется…

Ты говоришь мне: "Женька, милая,

Мне целый век уже не пишется!"

И март, как бабка на завалинке,

Сидит и сплетничает перлами…

Как здорово, что мы — товарищи,

И, главное, уже не первый день!

Гуляют годы между ветрами.

Поблескивает солнце талое…

Моя несбывшаяся, светлая,

Уже не нужная мечта…

Стихи к брату

Игорю Павлюку

В день, когда я дотла выгорю,

Утопившись на дне слезы,

Я уеду во Львов, к Игорю, —

Толкователем Чжуан цзы.

Воз с любовными оглоблями

С горки скатится — и конец.

Наши души

Крутолобые —

Выше низких наших сердец.

Знай: пожатие рук сестриных —

Вещь, надежнее всех уз…

А потом я вернусь, "серденько",

В Киев. В кодло своих муз.

Всем женщинам

Даже в теплом материнском лоне я

Ощущаю, словно в Диком Поле я…

Женская моя судьба — колония —

Взбунтовалась против метрополии.

У кувшинок погрустнели венчики.

И цыплят пересчитали к осени.

Боль приходит, как супруга, вечером —

Пялится глазищами раскосыми.

Шелестит паркет словами бальными.

Потолок позвякивает люстрами…

Маленькая женская судьба моя

Снова побеждает Революцию.